А разве раньше, до революции, это было возможно? В то время рабочие боролись за свои права, за свою рабочую власть. И вот капиталисты, чтобы отвлечь народ от борьбы, натравливали людей разных национальностей друг на друга. Армян — на азербайджанцев, азербайджанцев — на армян. На одной улице убили азербайджанца и пустили слух, что это сделали армяне. А на другой улице убили армянина и стали говорить, что это сделали азербайджанцы. И вот началась резня. Не щадили ни стариков, ни детей.
И фашисты используют тот же прием. Гитлер, например, доказывал, что немцы, арийцы, — «высшая» раса, что у них особые способности, особая, «благородная» кровь и потому арийцы должны править миром. А людей «низших» рас можно и нужно уничтожить…
В нашей Советской стране люди всех национальностей равны между собой. И если деды нынешних ребят, армян и азербайджанцев, с ножами нападали друг на друга, то теперь отцы их работают вместе, а сами ребята, как лучшие друзья, сидят вокруг одного костра, и истории далеких времен кажутся им странными и непонятными.
Каждый человек любит свою нацию. Русский гордится тем, что он русский, украинец — тем, что он украинец, эстонец — тем, что он эстонец. И это замечательно. Но одно дело — гордиться, другое — зазнаваться. Мы все любим гордых людей, а зазнаек не терпим. Тот человек, который считает, что люди какой-нибудь другой национальности недостаточно хороши, чтобы уважать их, как раз и выглядит зазнайкой, если не хуже.
Нет-нет да и услышишь, как один мальчишка обзывает мальчишку другой национальности противной, обидной кличкой. Нет-нет да и встретится какой-нибудь Санька, который может так обидеть человека, что уж лучше бы ударил — и то было бы легче.
…Мы начали этот наш разговор чтением рассказа Аркадия Гайдара. Давай в заключение почитаем вместе еще одну страничку — из письма Надежды Константиновны Крупской к ребятам.
«Мой отец был революционер. Он хотел, чтобы я дружила с ребятами других национальностей. Когда мне было лет пять, мы жили в Варшаве. И вот я играла во дворе с ребятами польскими, еврейскими, татарскими. Мы очень дружно играли, нам было очень весело. Мы угощали друг друга, чем могли… Потом я жила в Полтавской губернии, в деревне, играла там с деревенскими ребятами украинцами, научилась говорить по-украински, мне очень нравились украинские песни, украинские цветущие деревья…
Отец Владимира Ильича, Илья Николаевич, был директором народных училищ в Симбирске. Он всегда очень заботливо относился к детям других национальностей — мордвинов, чувашей и др. Владимир Ильич видел это, это ему нравилось, и в старшем классе гимназии целый год занимался он с товарищем — чувашем Огородниковым, помогал ему подготовиться в высшую школу и помог — тот сдал очень хорошо экзамен.
Я крепко надеюсь, ребята, — пишет в заключение Надежда Константиновна, — что вы, какой бы национальности ни были, будете дружить друг с другом, помогать друг другу в учебе, в выработке характера, в умении работать и станете и на этом фронте настоящими ленинцами».
Пожалуй, к этим словам нечего прибавить. Давай запомним: настоящие ленинцы уважают всех людей, какой бы национальности они ни были.
Два Бориса
Этот случаи произошел в московской школе, в 7-м классе. Два Бориса — Борис Махов и Борис Калинкин — как-то повздорили между собой. Потом они и сами не могли вспомнить, что же между ними вышло. То ли Махов толкнул Калинкина, когда на физику шли, то ли Калинкин приставал к Махову и дразнил его «козявкой» — Боря Махов не вышел ростом. Но дело не в этом. После уроков Борис Махов подошел к своему дружку Киму Наумову и сказал:
— Знаешь, этот Калинкин задается. Калинкин был новичком в их классе. Его знали еще плохо, но никогда никто не замечал, чтоб он заносился. Махов же сам, бывало, привяжется к кому-нибудь, а когда получит сдачи, начинает ныть. Есть такие мальчишки — маленькие, но вредные.
Все это Ким мог бы сообразить в одну минуту. Но Ким не стал раздумывать. Во всей этой истории он увидел одно: «Наших задели».
«Нашим» он считал Махова только потому, что уже давно учился вместе с ним. А Калинкина — «не нашим». Ведь тот был новичком.
Есть такие странные законы у иных мальчишек. Считается: если двое дерутся, третий не мешай. А если пятеро собрались бить одного, так это чуть ли не в порядке вещей.
Когда мы хоть немножко вырастаем, начинают действовать другие законы. Уже в седьмом-восьмом классе никто по пустякам в драку не полезет. Стыдно.
Ким знал и те законы и другие и самым поразительным образом соединил их. Он и пальцем не тронул Калинкина. Что вы, как можно!