Выбрать главу

Священник пришпорил скакуна и помчался в гарнизон. Оказавшись за его массивными стенами, Рой вызвал к себе кентуриона Марка по кличке Крысобой и приказал второй кентурии собираться в поход.

Взвыли сигнальные рога. Такого переполоха и суеты Дигр не видел за всю свою жизнь. Новобранцев охватила паника: отовсюду доносились испуганные возгласы, нелепые слухи множились с невероятной скоростью.

Рой решил не отказывать себе в удовольствии и, надев серую монашескую рясу, вышел из офицерского дома. Как он и предполагал, на него никто не обратил внимания.

Вскоре выяснилось, что паника была вызвана двумя обстоятельствами: страхом (вдруг придется сражаться с нечистью!) и незнанием. Полным непониманием того, как поступать в случае объявления тревоги, куда бежать и за что хвататься. И со всем этим предстояло справиться в самое ближайшее время!

Наконец, кентурия с горем пополам построилась, образовав нечто вроде трапеции (хотя по первоначальному замыслу строй должен был представлять из себя идеальный прямоугольник). Рой встал перед строем и, скинув капюшон, произнес напутственную речь.

— Легионеры, — сказал он, — сегодня вам предстоят серьезные испытания. Желаю вам пройти их с честью и вернуться живыми!

Новость оказалась не слишком ободряющей. Тяжелый вздох прошелестел над воинством, и десятки взглядов впились в Дигра. Не испытывал замешательства лишь кентурион. Для него все, что связывалось с походами, кровью и военными лишениями, было всего лишь обыденной работой. Крысобой взмахнул значком, на котором красовался герб республики Метс, и, выхватив зловещего вида тесак, указал в сторону ворот гарнизона:

— Не разочаруйте меня!

Его хриплый голос вогнал молодняк в еще большее уныние. Кентурия дрогнула и неверным шагом направилась на ратные подвиги.

Глава 4

С’тана

Как же он их всех ненавидел! От одной только мысли об Атвианском союзе, мертвенно-бледное лицо мастера Голубого Круга покрывалось пятнами. Человечки! Никчемные, пустые человечки, возомнившие себя властелинами мира. Что могут они противопоставить ему, могущественному и великому повелителю, которому подчиняется сама Природа? Ему, способному своей волей превратить мозг любого из них в дымящиеся угли!

Лицо мастера искажала презрительная гримаса. Он сидел напротив огромного экрана и с отвращением наблюдал за перемещающимися по нему маленькими фигурками.

Зал, в котором находился мастер, был огромен. Сотни факелов освещали его, но не могли разогнать мрак. Тьма клубилась в углах, заползала в трещины и выбоины в стенах, вила гнезда под куполом. В камине, занимавшем чуть не всю стену, пылали поленья, но и в пламени угадывалось ее присутствие. Огненные языки поднимались к верхней балке камина, однако в зале оставалось холодно и сыро. И С’тана, подобно грифу, втягивал голову в сутулые плечи и поминутно дышал на ладони.

Но все его усилия не приводили ни к чему. Он никогда не мог согреться. Холод и смерть являли само естество мастера. Его сознание походило на сосуд, наполненный отравленным вином. Сильное и независимое, оно было способно лишь на убийство.

С’тана давно следил за Нагрокалисом. Интерес адепта Нечистого был не случаен: именно с этого города он намеревался начать наступление своих сил. При помощи экрана мастер мог войти в любой дом, в любую душу.

Он мог взглянуть на мир чужими глазами, услышать биение чужого сердца, узнать самую сокровенную из тайн.

Остров, где обосновался мастер, вполне гармонировал с характером своего хозяина. Манун походил на огромное черное животное, которое корчилось в агонии. Завидев скалистый берег, многие заблудившиеся мореплаватели спешили изменить курс, но это удавалось далеко не всем…

— Рогм! — прогремел С’тана, чуть привстав с вырубленного в камне кресла.

Дверь, обитая тяжелыми золотыми пластинами, отворилась, и на пороге появилось отдаленно похожее на человека существо в черном кожаном одеянии, повторяющем контуры тела. Длинное и приплюснутое, отливающее синевой лицо с вдавленным носом ни выражало ни одной эмоции, только черные и блестящие, точно бусины, глаза были напоены такой ненавистью, что даже сам С’тана избегал погружать в них свой студеный взгляд.