Ношу всю теперь на себя взвалю.
Были так близки. И чужими станем.
Всё, что было уйдёт без следа.
Я когда-то ответила «Да!»,
А теперь, хоть союз наш и сед,
Говорю тебе твёрдое «Нет!»
В нашем прошлом восходы в горах,
И цветы на альпийских лугах,
Водопады, излучины рек,
Нам туда не вернуться вовек.
Говорить теперь поздно.
Отыграли оркестры событий.
Мир распался на после и до,
Как промазанный кремом пирог.
Ты твердишь: «… не серьёзно…
Не хотела… случайно … простите…»
Но отдам я ларец, и манто,
И тебя не пущу на порог.
Нет, и я не святой.
Да и свят ли хоть кто на планете?!
Мы живём, как умеем,
Нам не в чём друг друга винить.
Но смогу ль быть с тобой,
Пред глазами картинки все эти:
Твой браслет с скарабеем,
И гривны цветная финифть…
Сквозь стекло чужой тачки крутой,
Взгляд слащавый, расслабленный, твой.
Но это не моя вина,
Что ты остыл ко мне, мой милый,
А я, как прежде, влюблена,
Хоть знаю всё, как Дух Сивиллы:
Сначала, ты меня предашь,
Страстей фонтанами, с другою,
Потом союз разрушишь наш,
Её назвав своей женою.
Осиротеют, запылясь,
Являя пустоту и холод,
Кровати резанная вязь,
Опустошённость книжных полок…
Неважно сколько долгих лет,
И сладкогласье юбилеев…
Всё сносит страсти жаркий бред,
Наш мир, словно песок, развеяв.
Ты обнимаешь, нежен, мил,
Рассказываешь: «Было дело…»
О, сколько же мне надо сил,
Не высказать, что наболело.
Быстрая слезинка натекла на веки.
Детская горчинка – горе не навеки,
Ласковое слово, птичка за окном…
Глазки заискрятся радостным теплом.
Годы за плечами. Столько их стекло…
Не играй скорбями, может глаз стекло
Тронет тень улыбки из далёкой дали,
Где так быстро таяли детские печали.
О, женщин странная природа!
Меня ты кличешь: «Квазимодо!»
И млеешь, чуть коснувшись рук,
В моих объятьях таешь страстно,
Хоть понимаешь – всё напрасно,
Я не приятель твой, не друг.
Мы ни о чём ведём беседу,
Приехал и опять уеду,
На год, или десяток лет.
Ты молода, умна, богата…
Возможно я – твоя расплата
За всю любовь, которой нет.
Была ты королевой бала,
Да чувства нежные отдала
За прутья клетки золотой
И игры злачные амбиций,
Теперь и рада бы влюбиться,
Но холод властвует Душой.
У нас с тобою не свиданья,
А только тень воспоминанья
Ростка, вмурованного в лёд.
Нас отчертила лет граница,
Огонь погас, не разгорится.
Рассвет… автобус… самолёт…
Синь неба, облаков мельканье,
Моторов громкое урчанье,
Ковры лоскутные полей…
И всё былое растворилось,
Так словно не было, приснилось
В далёкой юности моей.
Что делать, я в политике не дока.
В прошедшем – кто был прав, кто виноват,
Сказать по правде, разбираюсь плохо,
Но ведь ни дня не возвратить назад.
Сегодня ситуация иная,
Чем была сто иль сорок лет назад,
Но в новых генерациях взрастая,
Таится прошлых битв кромешный ад.
Он тлеет, как торфяник под землёю,
И в каждое мгновение готов
Взорваться новой страшною войною,
В разрез давно оплаченных счетов.
И ни себе и никому другому
Не улучшая жизни, а губя…
Как будто мир глядится в тёмный омут,
Ведя войну с собой, против себя.
Муж вздыхает, как меха тальянки,
Острой грустью наполняя дни:
Вот, женился я на иностранке,
А её попробуй-ка, пойми.
Жизнь слепит, как яростное солнце,
И сорваться норовит в пике…
В пору плакать, а она смеётся,
Ищет выход даже в тупике.
Ведь была же девушка простая,
Родом из соседнего двора,
Но тот образ как туман растаял,
В новых сценах – новая игра.
Бросила гнездо своё родимое,
Не изведав ни границ, ни прав,
Совместив в себе несовместимое:
Твёрдость стали и упругость трав.
Стала властной, вкрадчивой, как кошка,
И такой же цепкой, как она,
Мудрости с наивностью окрошка
И от прошлых чувств – полутона.
Я смеюсь, ну что сказать, мой милый,
Бытие – сознания вожжа.
Это ты меня питаешь силой.
Наша жизнь – подобьем миража,
Что ни шаг, то новое видение.
Увязая в времени песках,
Понимая это раздвоение,
Нам нельзя теряться в полуснах.
Помни об опасностях в покое.
Зря Души своей не береди.