И пурпурную смальту крушины,
И делоникса зонтик в парадном огне,
И горящие кисти калины…
Жакаранда, плюмерия, брахихитон…
Сотни разных прекрасных творений.
Всё уходит, как странный отснившийся сон,
По ступенькам скользящих мгновений.
В Павел-Бане манила нас гор синева,
Марианские Лазни – лесами…
Только снимков развалы да строчек слова
От прошедших событий, годами.
Лугачовицкий лес весь под пологом сух,
Мачты сосен да буков громады…
Всё осыплется вновь, словно с тополя пух,
Под летящих секунд канонады.
Кошкам уличным беда.
С неба хлещет вновь вода,
Струй холодных водопад,
Молний блеск, громов раскат…
Жаль их! Но спрошу вас я:
Как же людям без жилья,
Тем, чья жизнь вся поломалась,
Когда их настигла старость?!
Никогда ни о чём я тебя не спрошу.
Мир иллюзий дрожит, как туман над водой.
Память прожитых лет забытьём завяжу
И расстанусь на век, оставаясь с тобой.
Все вопросы пусты. Ни к чему кутерьма.
Ждать смешно извинений и признаний твоих.
Ветер страсти пылал и сводил нас с ума,
А теперь стал прохладным, почти что затих.
Ты смеёшься: «Года…». Но года не при чём.
Запах странных духов… И пустая постель.
Не хочу говорить, даже думать о том.
Вновь рисую цветов и небес акварель…
Понемногу прогревает солнце стены.
Сырость тихо, неохотно, отступает.
Иссыхают трав зелёные антенны.
Эфемеров мир в пустынях расцветает:
Хризантемы, анемоны, цикламены,
Диких ирисов, тюльпанов, разноцветья…
За весной вслед и они сойдут со сцены,
А в тени осот зажжёт свои соцветья.
Жизнь, из года в год, порядок соблюдает:
Зимний дождь и долгих три сезона суши,
Нас к терпенью потихоньку приучает,
Закаляя и тела и наши Души.
Сталактиты, сталагмиты, сталагнаты…
Позвоночник стал, как дерево патлатый,
Обрастает, словно дикими ветвями,
Укрепляет видно сам себя костями.
Стал он хрупким, понемногу каменея,
Разрастаясь и всё больше тяжелея,
Ни попрыгать, ни побегать, ни согнуться,
Не взлететь, чтоб в синь и пенность окунуться.
А Душе и сердцу это не преграда,
В них царят любовь и нежность, как награда,
Страсть бушует, бьётся жаркими волнами,
Мысль летит под небеса за облаками!
Время струится песком из-под ног,
Чувств, дат, событий следы иссушая,
Пройденных милей пороги стирая
И оголяя вдруг новый порог,
То набегает с порывом ветров,
То разливается тихой рекою,
Чтоб водопадом мелькнуть над скалою,
В тысячах капель распавшихся снов.
Осыпаюсь, как осенняя осина,
Клетки тела, отмирая, облетают.
Что поделать, все когда-то умирают,
А желанье жить, для жизни, не причина.
Дух вспарит и растворится в поднебесье,
Распадутся навсегда Души флюиды,
А материя вернётся в равновесье,
Исчерпав свои предельные лимиты.
Отчего ж лечу в ветрах, как паутинка,
Так живу, как будто жизнь не иссякает?!
Что изменит для себя тот, кто рыдает,
Отмечая – вот ещё одна морщинка?!
На меня с смешком глядят.
Ну а мне то что с того?!
Я, в свои сто пятьдесят,
Очень даже ничего.
Располнела?! – Ну и пусть!
Облысела?! – Не печаль!
Это в молодости грусть,
А в сто лет уже не жаль.
Ладно, пусть не сто пока,
Скинем двадцать-тридцать лет,
Для Души, чья жизнь – века,
Разницы большой в том нет.
Тело – колосом в жнивьё,
Что ж, всему приходит час…
Проживите-ка с моё,
Поглядим тогда на вас.
Что спорить: чьи какие страны?!
Сначала были обезьяны
И жили все они в лесах,
Потом с деревьев дружно слезли
И облысели все, облезли,
Селясь в пустынях и горах,
Делили землю, как умели,
Но, выев на своём наделе
Всё то, что можно было съесть,
И грабили, и убивали,
Своих противников съедали,
В еду подмешивая лесть.
Народности… народы… царства…
Империи и государства…
Сто раз менялось всё в веках.
Чтоб верного достичь финала,
Начать бы надобно с начала:
С далёкой жизни на ветвях.
Рядом с тобой огнём горю,
Но о любви не говорю.
Чувства мою сжигают грудь,
Словом боюсь тебя спугнуть.
Ты словно светлая мечта,
Также наивна и чиста,
Жду не дождусь счастливых дней,