Так жаловались и стенали жители Крыма. Но если бы сии жалобы и стенания по поводу бесправии записали бы мы так, как слышали и видели, строго так, как они выражались, трудно было бы понять, ибо язык это особенный, удивительный и непостижимый.
Действительно, огромное бесправие и несправедливость учинили в то время бедному народу крымскому. Некоторые, правда, набожные мужи, желая оставить при себе пленников и заплатить подушный налог за них, продавали на торжище их детей. Трое крепких пленников шли подчас за один золотой. Ибо не было в тот час никакого спроса на людей и прекрасных невольников и невольниц за бесценок продавали.
Сие цветистое вступление приводит к следующему: в Крыму находится сто тысяч войска, и когда ханы на войну выступают, то берут с собой не менее семидесяти или восьмидесяти тысяч. По горам, садам и полям ходит сейчас шестикратно по сто тысяч неверных пленников со скованными руками и ногами, но каким-то чудом ни один из этих шестисот тысяч неверных казаков сбежать с полуострова Крымского не может. Ибо когда все крымские воители на войну с ханом выезжают, то вместо них все жены ногаев и бадыраков крымских, какие в Крыму находятся, садятся на коней, цепляют к поясу сабли, привешивают через плечо сагайдаки и вместе с казаками выезжают в сады, в горы и поля, а также земледелием занимаются. Когда же мужья их из похода возвращаются, то находят урожай уже собранным. Поэтому жители Крыма согласились платить эту несправедливую дань за невольников, хотя было это бесправие настолько явное, что да сохранит Аллах!
О бесстыдной и ужасной несправедливости
В 1077 году[470] к хану Крыма, Мехмед Герею, пришел пресвятой ярлык, возвышенное письмо шахиншаха султана османского и послание визиря Фазыл-Ахмед-паши, сына Кёпрюлю.
«Бывший хан крымский Мехмед Герей! — писал султан османский. — Когда достигнет тебя мое святое писание, должен ты вкупе с семьюдесятью семью султанами своими, вооруженными сагайдаками, в панцирях и шлемах, прибыть к Порогу Блаженства. Ибо должность хана крымского вверяю я Чобан Герей-хану».
Когда это святое послание пришло, несчастный Мехмед Герей-хан бросил унаследованные им от отцов и прадедов десять мер египетских денег и множество богатств, многочисленных своих жен и детей малых и, стеная, к падишаху Дагестана удалился. С этим старым падишахом поехал и я, недостойный.
Несправедливость, допущенная в Крыму вследствие этой дани с невольников, превышала даже жестокости Хаджджаджа. С дани сей к хану и визирю Ислам-ага изо дня в день стекались такие неисчислимые и неистощимые неправедно добытые богатства и сокровища, что сокровищницы переполнились до краев.
— До конца жизни хватит мне этого! — промолвил хан при виде стольких тысяч кесе денег.
Выдал он тогда сорок кесе капудану Имарзаде-паше, привезшему его на султанских галерах из Порога Блаженства, десять кесе морякам на галере, сорок кесе ага янычар, десять кесе янычарам, джебеджиже и бомбардирам также по десять кесе. Войскам из силистрийского, никопольского, визенского, кырккилийского и чирменского санджаков, которые препровождали сушей калга его и визиря, дал хан по десять кесе. По пять кесе дал войску татарскому из Буджака, капыкулам крымским дал десять кесе, десять кесе всем сейменам, а также пять кесе людям из области татов. Всего в течение одной недели роздал он две тысячи кесе. Вследствие чего все население крымское было весьма задобрено, утешилось и возрадовалось.
Потом на эти неправедно добытые деньги, взысканные данью, собрал он пятьсот казацких пленников, сто девиц и сто юношей, прекрасных, как солнце и как кувшин стройных, сто резвых скакунов с седлами, серебром украшенными. Двести резвых коней неоседланных, пятьдесят крымских тягловых коней, сто пар соколов, кречетов и ястребов, сто выдрессированных арабских псов и сто поджарых гончих, пару тысяч драгоценностей с прекрасными каменьями, несколько сот украшенных кубков, тарелок и ваз из позолоченного и посеребренного фарфора, и, присовокупив ко всему этому пятьсот кесе наличными, выслал своего визиря Ислам-ага с этими и еще некоторыми подарками к Вратам Блаженства, дабы сложил он их в дар падишаху османскому, великому визирю, султанше-матери, шейхулисламу, кадиаскерам, мулле города Стамбула и другим сановникам.
Наутро отправил он развлекающемуся в Каффе Ак-Мехмед-паше двести отважных наездников с двадцатью кесе денег, пятьюдесятью скакунами и пятьюдесятью резвыми тягловыми лошадьми, десятью невольниками польскими, российскими и черкесскими, а также экипаж с посланием, приглашая Ак-Мехмед-пашу в Багчесарай. Ак-Мехмед-паша, довольный полученными подарками, приехал через четыре дня из Каффы и привез с собой к хану сына Ширин-бея и сына Субхан Гази-ага[471], каковых забрал он из замка Ноуруз[472], едучи с Азова через страну черкесов. Когда Мехмед-паша в Багчесарай въезжал, хан вышел ему навстречу со многими тысячами вооруженного прекрасного войска, а затем отменные пиршества в честь паши и всей его свиты дал.
470
История свержения с трона Мехмед Герей IV уже известна по с. 153-154. Об ошибочности даты 1077 г. хиджры по отношению к этому событию см. прим. 411 и 433.
472