Пока я осматривался, на трибуне началось движение. Магистр Ляо жестом руки подозвал к себе на трибуну ещё четверых и после этого начал снова говорить:
— Я являюсь первым из пяти великих наставников академии, и для тех, кто ещё этого не знает, я также являюсь главой академии. — Старик чем-то напоминал мне изображение Конфуция. Та же безмятежность в лице и взгляде, объединённая с какой-то запредельной внутренней мудростью. — Моя сфера — это стратегия и управление. Среди моих учеников множество боевых генералов и высших чиновников разных канцелярий. Хотите добиться моей благосклонности, учитесь нестандартно мыслить, использовать любые возможности для победы. Но запомните — слабакам и трусам не место среди моих учеников. Лишь закалённые воины и мастера колец силы достойны моего внимания.
Старик продолжал вещать, а я погрузился в странное трансовое состояние. Я слышал каждое слово, но был при этом где-то далеко. Создавалось впечатление, что способности Тан По распространились на меня и сейчас я был словно живой компьютер. Те условия, которые выдвинул магистр Ляо, говорят о том, что основная масса его учеников — это потомки Львов, где военная служба — традиция, освящённая веками битв. Название пути, которому он учил, звучало как Стратегия, и оно говорило само за себя. Уверен, что большая часть его учеников становилась членами ордена Ярости Императора, так что над этим факультетом мне надо будет серьёзно подумать. У меня нет ни малейшего желания становиться зависимым ещё и от этого опаснейшего человека. Плевать, какие бонусы мне это может принести! Чем дальше, тем больше я начал ценить свободу поступать так, как я хочу.
Даже в моём состоянии меня изрядно удивило, что вторым великим наставником оказался мой вчерашний собеседник — старший библиотекарь Тахан Чэнь. Я думал, что он имеет лишь закулисную власть, основанную на его уме и хитрости, а оказалось, что он не просто один из наставников, а великий. Из его образной речи я вычленил лишь самое главное: его путь — это Знание. Он готовил тех, кто будет следить за управлением финансами, ритуалами и цензурой. Его интересовали лишь те, кто понимал, что ум может быть так же опасен, как и клинок. Придумывать хитрые схемы и наслаждаться красотой цифр — совсем не моё. Так что, несмотря на то, что обезьяний брат обещал мне место среди своих учеников, это явно не тот путь, который мне подходил.
Следующим наставником оказалась худощавая пожилая женщина, одетая в крайне простое ханьфу зелёного цвета с моном, изображающим множество игл для акупунктуры, направленных на все стороны света. Она была одной из судей, которые оценивали поединок Ледяного вихря и того наглого льва. И она отвечала за путь Медицины. Её ученики изучали различные методики лекарского дела, куда входили акупунктура, целительство, использование трав и ядов и ещё тысяча других способов вылечить или убить человека. Едва слышно Лиан шепнула, что прозвище этой безмятежной леди Божественный доктор и на её счету есть собственное кладбище, которое образовалось из тех, кто посмел ей помешать, но в обществе об этом принято молчать. Так что, похоже, эту даму лучше не злить, поскольку она является одной из немногих официально подтверждённых серебряных пробуждённых. Моё подсознание отфильтровало большую часть информации о ней, поскольку этот путь явно был не для меня. Лекарское дело меня никогда не привлекало.
Наставник Пути выглядел, как её духовный брат-близнец: такой же спокойный и безмятежный. Эдакий классический азиатский мудрец с длинными седыми усами и бородой. Его ученики занимались изучением и разработкой схем развития пути силы. Для того, чтобы туда попасть, нужно было мастерски управлять энергией колец силы и разбираться в стихиях не с точки зрения известной нам логики, а ощущать их всей своей сутью. Так что не удивительно, что у него обычно было меньше всего учеников и мне у него ничего не светит.
Последний путь носил пафосное имя — «Справедливость», и любого его выпускника забирают в Инквизицию с распростёртыми объятиями. И его наставник, вернее, наставница, вызывала у меня стойкое ощущение своей нечеловеческой природы. То ли в движениях, то ли во взгляде, то ли в её тяжёлой тягучей ауре ощущалось нечто запредельное, и я был готов поклясться на чём угодно, что это не человек. Она чем-то напоминала мне повелителей голодных духов, но если от тех разило смертью, то здесь буйствовала жизнь. И чем дольше я на неё смотрел, тем больше понимал, что она точно не человек. От неё просто разило инаковостью.