Выбрать главу

Костя вспомнил, как он был живой мишенью, как понял тогда всем существом страх и боль беззащитных зверей и птиц. Ну конечно, он — кентавр!

Ночью Косте приснилось, что он скачет по ковыльной степи, что он кентавр. Пружинит под копытами земля, развевается по ветру хвост, скачут рядом другие кентавры — счастье!.. Но вот прыжки становятся все выше, он постепенно отрывается от земли, остаются внизу другие кентавры — и вот он уже летит над озером, над озером-зеркалом, видит свое отражение — нет, он больше не кентавр, он в своем нормальном облике, и снова, как уже было, спрашивает неизвестно кого, вопрошает: «Откуда же я взялся?!» Вот так: началось легкостью и счастьем, а закончилось мучительным сном, от которого хочется скорей проснуться — и трудно проснуться.

Глава десятая

Костя собрался лететь в «Козлики» к концу тихого часа. Но едва он вошел в столовую и хотел прилечь на свое место за обеденным столом, зазвонил телефон.

— Это ты? Это я! У нас ужасное ЧП: Света убежала! Вместе с Кубариком. Надо ее срочно искать, пока не заметили! У нас сейчас горн к обеду, но за обедом не заметят: Фартушнайки нет, Ольги Михайловны нет — так удачно. Ты поможешь? Если быстро найдем, никто не узнает.

— Ну конечно!

— Я иду в сторону развилки.

Гудки. Бросила трубку, побежала. А что ее бег? Вся надежда на скорость его крыльев.

Попугай Баранов прокричал вслед: «Кто ищет — тот смеется!» — перепутал строчки песни, это с ним бывает редко.

Нина шла по дороге к развилке. И в самом деле, почти бежала. Понятно: в ее состоянии иначе невозможно. А что бессмысленно, то какое это имеет значение!

Костя подхватил ее и круто ушел вверх.

— Ну что там у вас?

— Такой ужас! У нас кружок рукоделия, я зашла — Светы нет. А она больше всего любит рукодельничать. Она такая домовитая, и теперь о Кубарике так заботится. Будет хорошей матерью, если сможет забыть.

— Что забыть?

— Неужели ты не знаешь?! Почему она в детдоме?! Ее отец застрелил мать. У нее на глазах.

— Из охотничьего ружья, наверное.

— Ну да. Но не в этом дело. Представляешь, на глазах! Был пьян, конечно… Только бы ей забыть! У нее и фамилия другая: сменили, чтобы отец не смог разыскать, когда выйдет. Чтобы исчез из жизни… Да, так любит рукодельничать, а тут нет ее на кружке. Я подумала, гуляет с Кубариком. Пошла — нет на территории. А с территории нельзя же без разрешения. Я бросилась смотреть: ее походной формы нет на месте! Тогда я трясти Верку, ее лучшую подругу. Та и призналась: убежала. Уже час, как убежала! С Кубариком. Все из-за него: боится, что сживут его здесь. Фартушнайка сживет.

— Значит, не из-за него сбежала, а из-за нее. Гнать надо такую воспитательницу, из-за которой дети бегут!

— Ой, да оставь ты рассуждения. Сейчас нужно искать, а не рассуждать!

Как будто от рассуждений он медленнее летит.

— Мы и так ищем.

Он ответил довольно резко. То же самое отчуждение, которое он почувствовал впервые на вытоптанной Цветочной поляне, а после во время спора о Фартушнайке, то самое отчуждение начинало разделять их снова.

Показался Городок. Интересно, если отец сейчас выглянет в окно и увидит в небе Костю. Ну и пусть. Пусть увидит Нину. Косте нечего скрывать, хоть он и раздражен сейчас против нее.

— Куда полетим? В Городок?

— Нет, в Городок она вряд ли. Давай налево, скорее всего она побежала на станцию.

Дорога тут снова разделялась, среди детдомовских это место называлось Дальней Развилкой.

— А вообще к кому она может бежать? Родные у нее остались?

— Есть дядя, брат матери. Только он далеко, в Новгороде. У него своя семья.

— Света его помнит?

— Да, он присылает открытки к праздникам.

— Вероятно, она сначала на станцию. Сядет в электричку, доедет до Ленинграда, а там станет искать дорогу в Новгород.

— И так ясно, что на электричку! Давай скорей! Если искать в Ленинграде — это ужасно! На вокзалах такие толпы. Ближайшая электричка через десять минут. Может, успеем перехватить, если не уехала на предыдущей!

— Лечу как могу.

Конечно, Нина нервничает, но зачем из-за этого огрызаться?

И слово резануло: «перехватить».

Маленькая человечья фигурка и рядом собачья показались у самой станции, там, где дорога идет уже между стандартных домиков и, следовательно, становится улицей. Человечья фигурка деловитая, целеустремленная, а собачья — веселая.

Справа уже слышался крик электрички.

— Скорей, скорей!

Первым заметил погоню Кубарик: то бежал весело, хвост кренделем раскачивался вправо-влево, а тут что-то почувствовал, несколько раз оглянулся назад, потом посмотрел вверх и залаял. Остановилась и Света, тоже посмотрела вверх — Костя с Ниной были уже прямо над ней. До платформы оставалось метров двести.