Все, что сказал отец трем красавицам, пошло коту под хвост. Они не отозвались, а продолжали сидеть на крыльце и сплетничать.
Ангелу Зейдлу пришлось самому о нас позаботиться и поставить самовар. Он вернулся с перепачканными руками и лицом и прокряхтел:
— Дочери у меня белоручки. Совсем не слушаются. А о том, чтобы «почитать отца своего», и говорить нечего. Жаль, что они не сбежали вместе со своей мамашей, не пришлось бы мне за них краснеть.
— Что вы там ворчите, папаша? — крикнула одна из дочерей в окошко. — Опять чем-то не довольны?
— Да кто ворчит, Слава? Тебе, доченька, померещилось! Какое там ворчание. Чтоб моим врагам так ворчалось, — ответил Зейдл.
Дочери под окном рассмеялись, коты на крыше замяукали. Зейдл налил чай в стаканы.
— Пейте, ребята, а потом я прочту вам свой ноевый, то есть новый, пуримшпил.
Мы стали прихлебывать горячий чай. Ангел Зейдл сел за стол напротив нас. Писунчик спросил его:
— Почему вы не выдаете ваших дочерей замуж, реб Зейдл?
— Почему, спрашиваешь? — вздохнул ангел Зейдл. — Спрашивать просто, замуж выдать сложнее. Кто их возьмет, они ведь не красавицы, и потом сегодня даже самый завалящий ангел требует целое царство в приданое. А откуда мне его взять? Теперь не то что раньше. Раньше, бывало, выдашь дочку замуж и не заметишь. А теперь им деньги подавай!
Не везет этому Зейдлу, подумал я, жена сбежала, хоть он этого не хотел, дочери остаются, хоть он и хочет от них избавиться. Когда вырасту, решил я, напишу об этом ангеле Зейдле пуримшпил.
Зейдлу не терпелось. Чаепитие затягивалось. Он едва дождался, пока мы допьем чай.
— Ну что, не хотите больше чая, — спросил он и, боясь, что мы, не дай Бог, ответим «хотим», добавил: — Много чая пить вредно, особенно летом.
Мы пошли ему навстречу и сказали, что больше не хотим. Ангел Зейдл пригласил нас в комнату. Там ему лучше читается. Там светлее от настольной лампы.
Мы вошли в комнату. Зейдл порылся в ящике и вытащил рукопись. Мы уселись на одну из трех лежанок, стоявших в комнате. Ангел Зейдл сел на другую лежанку напротив нас. Он откашлялся и сказал:
— Теперь не перебивайте, ребята. Увидите, вам понравится.
— Мы готовы слушать, реб Зейдл.
Зейдл уткнулся носом в рукопись и начал читать. Коты на крыше замяукали.
«В Ноевом ковчеге. Праведник Ной лежит мертвецки пьяный. Входят Хам и Иафет.
Хам: Яфка! Яфка!
Иафет: Чё те, Хам?
Хам: Глянь-ка, дрыхнет папа там?
Иафет: Он с утра вино хлестал,
Нахлестался и устал,
Как медведь теперь сопит.
Хам: Знаешь что, пока он спит,
Будем делать все, что хочем.
Иафет: Нос травинкой пощекочем,
Он подумает, что мухи,
Он подумает, что блохи.
Хам: Ой, схлопочем оплеухи,
С нашим папой шутки плохи!
Иафет: Ну так как?
Хам: А вот так!
Иафет: Говори!
Хам: Задерем ему рубаху.
Иафет: Решено, но только тихо,
А не то разбудим лихо!
Оба подходят на цыпочках, задирают на Ное, который спит как убитый, рубашку, затем берутся за руки, пляшут и поют.
Хам, Иафет: Ой, папаша, стыдно,
У тебя все видно.
Поглядите сами
На такую гадость,
То-то будет радость,
И пляшите с нами.
Тут приходит Сим. В руках у него Библия. Увидев своих милых братцев, он сердится.
Сим: Ну-ка, прочь пошли отсюда!
Хам: Он подслушивал, Иуда!
Иафет: Вот жидовская паскуда!
Сим: Расскажу я все папаше.
Хам: Ну, попробуй, дело ваше…
В этот момент просыпается праведник Ной. Он протирает глаза. Оглядывается и три раза сплевывает.
Ной: Тьфу! Над крышей синагоги
(И приснится же кошмар)
Я летал, раскинув ноги,
Как какой-нибудь комар.
Вдруг упал. Такой удар!
Он хватается за сердце. Поворачивается к детям, которые стоят вокруг него.
Ной: Дай воды — залить пожар!
Сим убегает и приносит папе стакан воды.
Сим: Выпей, папочка, стаканчик!
Ной выпивает воду, ему становится лучше. Он треплет Сима по щечке.
Ной: Ты, мой Сим, хороший мальчик.