На помост снова вышли два турка. Они встали перед особой с мужским голосом, и один сказал другому по-немецки:
— Эта женщина — моя, потому как у ней златые власа.
И вдруг все увидели, что у особы и вправду золотые волосы.
Второму это не понравилось, и он сказал по-немецки:
— Алон-пассе, эта женщина — моя, потому как у ней огневые власа. Взгляните: сие правда, а не чудеса.
И мы посмотрели на особу с мужским голосом. Теперь волосы у нее были огненно-рыжие.
Фокусники стали препираться: один говорил так, второй иначе, и каждый раз женщина становилась другой… Так они препирались до тех пор, пока один не закричал «Пассе-алон, выйди вон!» — и особа исчезла. Двое приятелей показали друг другу фигу и, кланяясь зрителям, произнесли:
И праведники захлопали. Но никто не хотел расходиться. Всем хотелось еще фокусов. Однако фокусники решили, что достаточно. Они сняли занавес и стали паковать вещи. Откуда ни возьмись появилась особа с мужским голосом. Вещи были погружены на телегу. Особа ударила в бубен. Телега тронулась с места. Фокусники снова пустились в путь. Кто знает куда…
Турки на телеге размахивали красными шапочками, прощались с публикой. Старший крикнул:
— Будьте здоровы, праведнички! Ждите нас с новенькими фокусами.
Публика провожала фокусников до самых городских ворот. Праотец Авраам от имени всего райского города попрощался с ними и пригласил снова приехать, чтобы развеять скуку райских дней.
— Вы этим воистину мицву заслужите, — закончил он свою речь. Особа с мужским голосом была так тронута словами праотца Авраама, что обняла его и хотела расцеловать…
Праотец стал отбиваться:
— Ну-ну, ой, тьфу!
Ну что ей было делать? Увидев, что праотец Авраам не хочет, чтобы его целовали, особа забралась в телегу. Один из турок крикнул лошади «вьо!», и телега тронулась с места.
Праведники смотрели вслед. Махали платочками, пока телега была видна. Только когда телега исчезла за горизонтом, они переглянулись:
— Уехали! И вправду уехали.
— Жаль! жаль! — вздохнули все и разошлись по домам, каждый — к себе.
Мы с моим другом Писунчиком тоже полетели домой. Мы уже скучали по веселым фокусникам. Я снова и снова переживал волшебное представление трех турок. У меня защемило сердце.
— Когда же опять приедут эти турки, Писунчик?
— Почем мне знать? Я что, пророк, Шмуэл-Аба?
— Ты скучаешь по ним, Писунчик?
— Да черт с ними! — пробормотал Писунчик, но я почувствовал, что он говорит неправду. Он просто бодрился. На самом деле Писунчик скучал по фокусникам так же, как я, а может, даже сильнее.
Пролетая аллеей Трех праотцев, мы услышали шум. Мы спустились ниже, чтобы узнать, что случилось.
Мы не поверили своим глазам. Святые праотцы носились как отравленные мыши. Бороды у них были растрепаны, святые праматери заламывали руки, плакали и причитали:
— Обокрали, весь дом обчистили, до нитки.
Праматерь Сарра вцепилась в праотца Авраама и крыла его последними словами:
— На турок ему поглядеть захотелось, а в это время воры весь дом обчистили. Это все твои турки, Авремл. Твоего Ишмоэла отродье.
Праотец Авраам умолял ее, чуть не плача:
— Уймись, Соре, вот увидишь, воры найдутся, уймись!
На других райских улицах тоже был полный мрак. Праведники со своими женами бегали как сумасшедшие. Шум и крик достигали седьмого неба.
— Нужно настичь воров, пока они еще в раю, — вопил цадик из Апты.
— Черт бы их побрал, этих турок. Хоть бы они себе шеи свернули, прежде чем их снова сюда принесет, — проклинала Соре Бас-Тойвим[117], и чепец все слетал у нее с головы, как очумевший голубь.
— Может, эти турки просто пошутили? — предположил маленький праведник с желтой бороденкой.
— Пошутили, говорите. Хороша шутка. Они, эти турки, облапошили нас, пока мы смотрели их фокусы, обокрали нас.
— Соре, золотце мое, уймись, — умолял праотец Авраам, — что на тебя нашло, что ты все грехи на меня вешаешь? От этого воры не отыщутся.
Прилетели райские полицейские в зеленых мундирах. Праведники стали перечислять, что у них украли.
— Все перины, серебряные подсвечники, золотую брошь, даже обручальное кольцо.
— Зеркало, субботний брустихл[118], даже тапочки моего мужа-праведника.
— Выходное платье, дедушкин зонтик и мешочек с мицвами.
— Фамильную серебряную люстру, талес с серебряной аторой[119] из Лейпцига.
117
Соре Бас-Тойвим. — «Соре дочь добрых <родителей>» (то есть из почтенного рода), легендарная религиозная писательница XVII в. Автор сборника тхинес (специальных молитв для женщин на идише), который пользовался необычайной популярностью.
118