— Чего тебе надо от ребенка, Файвл? Где это слыхано, чтобы грудного ребенка, который только вчера родился, тащили в синагогу? Слышишь, что тебе говорят? Сейчас же оставь ребенка в покое, бестолочь!
Услышав слово «бестолочь», папа даже как будто стал меньше ростом. Против острого язычка мамы он ничего не мог поделать. Папа глуповато улыбнулся и ответил:
— Ну, нет так нет. Если ты говоришь нет, Зелда, значит, нет.
Тут я и узнал, что мою маму зовут Зелда. Имя это мне очень понравилось.
Папа думал, что на этом все закончится. Он сильно ошибался. Мама стала его передразнивать:
— Нет так нет! Вы только поглядите на эту бестолочь! Нет так нет! У самого, что ли, ума не хватает понять, что грудного ребенка не тащат в синагогу? Такую бестолочь, такого злодея, как ты, надо еще поискать.
Папа стоял как пришибленный. К такой порции он готов не был, тем более в субботу, с утра пораньше и на голодный желудок. Схватив свой талес, папа убежал в синагогу. Убежал, как от огня.
Мама вскочила с кровати, накинула халат, склонилась над колыбелью и погладила меня по голове.
— Спи, родненький, спи, мой котенок, сил набирайся.
Я взял мамину руку и стал ее целовать. Я благодарил ее за то, что она спасла меня.
— Большое спасибо тебе, мама, — сказал я, — до ста двадцати лет тебе за то, что ты сказала папе. Ему не понравилось, что я еще сплю, и он стал меня будить.
Я соврал маме. Сатана, да сотрется имя его, подговорил меня. Мне стало страшно. Я захотел было сознаться, но постыдился.
Больше в этот день происшествий не было. Дальше суббота пошла как все субботы. Празднично и нудно. Папа вернулся из синагоги. Поели. Потом папа прикорнул, а мама почитала Тайч-хумеш[27].
Должен заметить, что из всех субботних блюд мне больше всего нравится чолнт[28]. Единственная по-настоящему райская еда.
Папа храпел. Мама бормотала над Тайч-хумешем. Мухи бились в стекло. Глаза у меня стали слипаться. Я задремал и проснулся только к вечеру. В комнате уже было темно. Мама тихо и набожно произносила «Бог Авраама»[29].
От маминой молитвы у меня защемило сердце. Обратно, обратно в рай! Я представил себе исход субботы в раю. Вот аллея Царя Небесного. По ней гуляют юные ангелицы, строя глазки проходящим мимо юным ангелам. Да будет вам известно, что в субботу в раю не летают, а ходят пешком.
Мама сидит в углу и шепчет «Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова», а я тем временем вижу наших святых праотцев, вижу, как они гуляют в раю. Праотец Авраам ходит заложив руки за спину. Праотец Исаак носит темные очки: у него все еще проблемы со зрением. Праотец Иаков все время вынимает табакерку, нюхает табак и чихает так, что слышно на весь рай.
Все в раю очень завидуют нашим праотцам. У каждого из них красивая вилла с садом и в придачу большой надел земли, которую обрабатывают ангелы-бедняки.
Вспоминается мне один исход субботы в раю. Праотцы, как обычно, прогуливались по аллее Царя Небесного и о чем-то возбужденно говорили между собой. Мне было очень любопытно, о чем они говорят. Быть может, они говорят о святой Торе, подумал я, это, наверное, стоит послушать.
Я сказал моему другу Писунчику, который шел рядом:
— Знаешь что, Писунчик? Давай подслушаем, о чем говорят святые праотцы.
Писунчик сразу же загорелся. Его умные черные глаза заблестели:
— Пойдем, Шмуэл-Аба, подслушаем!
Мы взялись за руки и потихоньку пошли за святыми праотцами. Они были так поглощены своим разговором, что нас не заметили.
— Послушай меня, — говорил праотец Исаак праотцу Иакову, — разведись ты с обеими наложницами, и будет у тебя мир в семье. Ты же видишь, Рохл и Лея не могут с ними ужиться. Ведь эта бабья война — просто стыд и позор на весь рай.
Праотец Авраам, шедший справа от праотца Иакова, кивал головой в знак того, что праотец Исаак прав.
— Не годится так, Янкев. Слышишь, что тебе говорят? Возьми и выгони наложниц.
— Дедушка, — возмущался праотец Иаков, — не могу я этого сделать. Прожить с ними жизнь на земле, с трудом добиться того, чтобы их пустили в рай, и все для того, чтобы теперь выгнать их из дома. Где же справедливость, дедушка?
— Справедливость-шмаведливость, — махнул рукой праотец Авраам, — ты делай то, что тебе отец и дед говорят. Они тебе добра желают.
— Повторить историю с Агарью?.. — разозлился праотец Иаков. — Не хочу я этого делать и не буду. Пусть бабы хоть глаза друг дружке выцарапают.
Услышав, что праотец Иаков сказал про служанку Агарь, праотец Авраам, похоже, рассердился. Он побагровел как свекла и заорал:
28
29