Вьятт кивнул, но глаза его были устремлены на девушку, он любовался, как она сидела и слушала записи старинной музыки.
- Каждый день они проводят в ожидании, - пояснил Боклер. - Они понятия не имеют о метеоритах. И не подозревают, что во Вселенной есть еще что-то, кроме их планеты и их солнца. Они считают, что это все сущее. Почему они здесь - они не понимают, но могут сделать только один вывод, когда метеориты обрушиваются на них снова с такой силой.
Вьятт отвернулся от девушки, улыбаясь с отсутствующим видом, его ничто не могло затронуть. Уж он-то повидал порядок и красоту космоса, невероятное совершенство Вселенной, он знал это так глубоко, что, как и Боклер, не мог не верить в цель, в великий конечный смысл. Когда его отец умер от укуса насекомого на Обероне, он поверил, что это не случайно, а доискался причины. Когда его лучший товарищ на корабле упал в кислотный океан Альцесты, а второй умер от гнилостной болезни, Вьятт видел здесь цель, цель злых бесполезных миров. Смысл вещей и явлений становился все яснее, и сейчас, в конце, Вьятт приблизил к истине, которая заключалась в том, что, вероятно, ничто не имеет никакого значения. Особенно теперь. Так много всего случилось, что он утратил способность придавать этому значение. Он уже немолод, ему хотелось отдыхать, и на груди у этой девушки он находил смысл всего и всея.
Но Боклер не был последователен. Ему казалось, здесь, на этой планете, совершается великое зло, и чем больше он об этом думал, тем больше сердился и становился растерянным. Он сидел в одиночестве и разглядывал ужасную рану на поверхности планеты, глядел на все то прекрасной приятное и благоухающее, чего больше не будет, и пришел к тому, что проклял природу вещей - так много лет назад поступил Вьятт. И тогда он стал продолжать перевод Книги. Он дошел до последнего абзаца, все еще проклиная мир и снова и снова перечитывал перевод. Когда солнце осветило новое сияющее утро, он вернулся на корабль.
- Был у них какой-то человек, - сообщил он Вьятту, - выдающийся писатель. Он написал Книгу, которая аборигенам служит вместо Библии. В чем-то она похожа на нашу Библию, но чаще - противоположна ей. Она проповедует, что человек ничему не должен поклоняться. Хотите, прочту?
Вьятт был в дурном настроении, но ему пришлось слушать из жалости к Боклеру, которому предстоит еще пройти такой длинный путь. Все мысли его сосредоточились вокруг Донны, а она пошла одна прогуляться по лесу и проститься со своим миром. Скоро он пойдет и приведет ее обратно на корабль. Может быть, она немного поплачет, но пойдет с ним. Она всегда шла с ним, когда он за ней приходил.
- Я перевел как смог, - сказал Боклер, - но поймите. Этот человек здорово писал. Он был Шекспиром и Вольтером этого мира, да и всеми остальными писателями. Он мог заставить чувствовать. Я не сумел бы сделать хороший перевод, даже если бы работал всю жизнь, но, пожалуйста, подумайте и постарайтесь понять. Я пытался писать в духе Екклезиаста, это ведь нечто в таком же роде.
- Валяйте, - сказал Вьятт.
Боклер выждал долгую паузу, чтобы глубже прочувствовать. Когда он читал, голос его звучал тепло и мощно, в нем прорезывались эмоции Боклера. Как только Вьятт начал слушать, его внимание было поглощено текстом, и он почувствовал, как уходят последние следы его печали и усталости. Он кивал и улыбался.
Вот какой отрывок выбрал для него Боклер из Книги:
"Подымись с улыбкой и иди за мной. Поднимись в броне твоего тела - и то, что случились, сделает тебя бесстрашным. Иди среди желтых холмов: ведь они принадлежат тебе. Иди по траве, и пусть ноги твои вязнут в мягкой почве, и в конце, когда все предаст тебя, почва успокоит тебя, почва примет тебя, и ты найдешь мир и покой в темной постели.
В своей броне слушай мой голос. В броне слушай. Что бы ты ни сделал, твой друг, и твой брат, и твоя женщина предадут тебя. Что бы ты ни посадил, семена и весны принесут тебе зло. Куда бы ты ни пошел, небо упадет на тебя. Хотя народы пойдут к тебе с дружбой, ты проклят. Знай, что ты не нужен богу. Знай, что ты есть сама Жизнь и что боль будет вечно проникать в тебя, даже если годы твои будут бесконечны и дни бессонны отныне и навеки. И зная это, в своей броне ты поднимешься.
Да будет сияние в твоем сердце, да выкуется сталь в твоей груди. И что теперь может повредить тебе, раз ты в гранитном панцире? Ты всего только умрешь. Так не ищи ни искупления, ни прощения за свои грехи, узнай же, что ты никогда не грешил.
Пусть же боги проникнут в тебя".
Чтение кончилось. Вьятт сидел молча. Боклер испытующе посмотрел на него. Вьятт кивнул.
- Понятно, - сказал он.
- Ни о чем они не просят, - пояснил Боклер. - Ни о бессмертии, ни о спасении, ни о счастье. Они принимают то, что есть, и ничему не удивляются.
Вьятт улыбнулся, поднимаясь. Он долго глядел на Боклера, пытаясь придумать, что сказать, но сказать было нечего. Если бы юноша мог поверить в это здесь и сейчас, он бы сократил долгий-долгий мучительный путь. Но Вьятт не мог ему объяснить - пока не мог.
Он протянул руку и ласково хлопнул Боклера по плечу, потом ушел с корабля и двинулся к желтым холмам, туда, где ждали его девушка и любовь.
"Что они сделают, - спрашивал себя Боклер, - когда взойдут звезды? Когда появятся другие места, куда можно отправиться, начнут ли эти люди искать, как мы?"
Начнут. С грустью он понял, что начнут. Потому что в человеке есть струна, за которую умеют задевать звезды, и он устремится вверх и уйдет во внешний мир, в бесконечность, - и будет уходить, пока где-то есть хоть один человек и хоть одно необитаемое место, где он еще не побывал. А раз так - что значит смысл? Так уж мы устроены - и так будем жить.
Боклер взглянул вверх, в небо.
Сквозь туман, слабо, как далекие глаза бога, пронизывающие серебристую дымку, начала просвечивать одна-единственная звезда.