Накануне праздника я отправилась в старый город навестить Лэло и Киша, которых не видела уже больше года. Они могли перебраться в другой дом, уже собственный, но я решила сначала заглянуть в их старый родительский дом на дереве.
Мать Лэло оказалась полной смуглой женщиной с копной курчавых черных волос, украшенных гребешками и агатовыми бусинами.
Она устремилась ко мне с бурными приветствиями, как это принято в Джангали, а потом добавила:
— Подождите минуту, сейчас я вами займусь. Мне нужно присмотреть за ребенком.
— Ребенком? — кажется, я разинула рот. — Но как…
— Как обычно, дорогая! — Она громко засмеялась. — Как же еще?
— Значит, мы не виделись действительно давно.
— Лучше выводить цыпляток пораньше, я так считаю! Закончить с этим делом, пока молодая. Думаю, они заведут троих. Первым у них родился хорошенький мальчик, значит, следующей будет крупная крепкая девчонка.
Я подумала, осмелится ли когда-нибудь Киш говорить так же громко…
— К вам не заходила женщина по имени Джамби? — машинально спросила я.
— Кто?
Я описала Джамби мамаше, напомнив ей, что та была другом семьи Киша и вместе с ней мы были на борту судна, которое привезло Лэло и Киша домой.
— О, вспомнила! Она заходила как-то раз. Бродяга, а не женщина! Не могу сказать, что она мне понравилась. Этих женщин нельзя приглашать в дом. Из-за таких молодому человеку трудно привыкать к новой жизни.
Бедный Киш…
— Думаю, вы правы, — сказала я.
— Конечно, я права. Но подождите! У нас с балкона открывается такой чудесный вид.
— Не имеет значения. Я просто заскочила на минутку. — Я театрально хлопнула себя рукой по лбу. — Ой, у меня же дела, а я и забыла!
Мамаша пристально на меня посмотрела.
— Действительно? Так что мне сказать моей Лэло, кто приходил?
— Никто. Не беспокойтесь. — Я пятилась к двери. — Наверное, они заняты. Знаете, я и сама бродяга, перекати-поле.
— Смешная вы какая-то! Что ж, до свидания, — сказала мамаша и закрыла дверь.
Я ушла.
По дороге в порт я думала о своих родителях. Я с ними еще так и не виделась. Но это была не моя вина! Судно Тамат держало меня в южных водах, подальше от Веррино и Наблюдателей, так я думаю. Мы должны были отправиться вниз по течению «когда-нибудь», но я понимала, что переходить с судна на судно, как бывало раньше, мне не позволят. Тамат следила за мной.
Пару раз я писала родителям из Сверкающего Потока—и сейчас меня ждали два письма. Второе я получила в poste restante[4] хозяйки причала, когда мы пришли в Джангали.
В первом письме мать упрекала меня, что не пишу так долго. (Разумеется, я не сообщила ей, что провела некоторое время, разгуливая босиком и в одиночку по западному миру!)
Еще я почувствовала в ее письме некоторую тревогу за Капси. (Это тоже требовало моего личного присутствия. К тому же все так переплелось, что рассказывать о Капси, не рассказывая о себе, было невозможно, так что эта проблема со временем стала только сложнее.)
А в целом письма из Пекавара дышали миром и покоем. Конечно, ребенок уже родился. Девочка. Ее назвали Нарйа. Сейчас ей был уже год с небольшим. Дома все было прекрасно. Нарйа прелесть. Ее первым словом было «ождь». В пыльном Пекаваре пошел дождь, который ей очень понравился.
Может быть, мои родители и плакали обо мне потихоньку, только я в этом сомневалась. Письма просто излучали умиротворение.
Такой же самодовольно умиротворенной была и мать Лэло.
И главы гильдии. Потому что в глубине души они не верили, что что-то может измениться. Все чужое было для них так же далеко, как Умдала.
Спешу добавить, что и я не особенно стремилась познакомиться поближе с чужим западным миром. Тем не менее он существовал. И был населен людьми с больной душой; по крайней мере, один из них вынашивал планы, касающиеся и нас.
Вот такие мысли занимали меня по дороге на «Голубую гитару». Потом я выкинула их из головы.
В ту ночь наша компания собиралась соверпшть налет на «Перезвон», чтобы как следует отметить Новый год.
А в Тамбимату безымянная лодка готовилась совершить медленное плавание к середине реки. И на ее борту не было (какое счастье!) никакой Йалин…
Ну и веселенькая это была ночка. Музыка, разговоры, песни — как всегда оглушительные. Шутки, поцелуи (и комната отдыха наверху для тех, кто захочет уединиться), даже небольшая потасовка. На этот раз поблизости не было ни одной женщины из Порта Барбра. Опять у меня было похмелье, от которого я страдала все утро на своей койке; впрочем, не я одна.
Наконец, мне понадобилось облегчиться. Я вылезла из постели и потащилась на камбуз, где взяла кусок пирога с угрем, а потом вышла на палубу, чтобы прислониться к борту и подышать свежим воздухом.