Затем пришло время отправляться обратно в Пекавар.
Команда «Серебристой Салли» состояла из двадцати человек, одна койка по-прежнему пустовала. В общем-то мои речные сестры относились ко мне весело и дружелюбно. Боцман Золанда время от времени становилась страшной занудой, особенно по утрам, словно постоянно просыпалась с головной болью (возможно, так оно и было); но моей самой близкой подругой была мачтовой матрос Хэли, коренастая, энергичная двадцатилетняя женщина с черными курчавыми волосами и молочно-опаловыми глазами: в зависимости от того, как на них падал свет, они казались то чарующими, то слегка пораженными катарактой.
Теперь, плывя вниз по реке, мы продвигались более прямо, поскольку не нужно было лавировать, идя против ветра, и более быстро из-за ветра, дующего в корму. И менее чем в трети лиги от левого борта струилось черное течение — так близко я еще никогда его не видела, хотя с такого расстояния оно казалось всего лишь тонкой креповой лентой, протянувшейся по всему брюху реки. На самом деле ширина течения составляла около ста пядей.
Интересно, что я подумала об этом только сейчас — в Пекаваре таким вещам не придавали значения и не обращали внимания на пустынный берег по ту сторону реки — к западному берегу не подходило ни одно судно, возле него никогда не было видно даже самой маленькой рыбацкой лодки. Более того, казалось, что на том берегу нет даже деревень — не говоря уже о городах — и все же земля там была явно обитаемой, судя по тому, что иногда на той стороне можно было различить то легкий дымок, то башню на вершине холма вдали от берега. Они там что, не знали, что такое лодка? Или что в реке водится вкусная рыба? (И вообще, кто они такие?)
Мы стояли в Гэнги уже два дня. Мы с Хэли, свободные от работы, сидели на палубе, нежась под весенним солнышком, и рассеянно смотрели на черное течение, которое было такой естественной частью реки, что невольно забывалось, что оно означает безумие и смерть. Внезапно у меня в памяти всплыли события моего тайного посвящения, заставив задать вопрос, который я постаралась выразить, как я надеялась, в скрытой форме, чтобы не нарушить клятву, данную на Книге.
— Ты когда-нибудь пробовала черного слизня, Хэли, до того, как вступила в гильдию? — небрежно и как бы мимоходом спросила я.
Но не успела я произнести эти слова, как почувствовала такой приступ тошноты, словно и в самом деле сунула себе в рот садового слизня, сняв его с листа латука, и пытаюсь проглотить эту склизкую гадость. Мне пришлось поспешно вскочить и Перегнуться через борт, где меня и вырвало.
Хэли стояла возле меня, придерживая за плечи.
— Каждая из нас, — прошептала она, — однажды задает этот вопрос. Я все ждала, когда и ты это сделаешь, Йалин. Понимаешь, мы теперь принадлежим реке. И мы подчиняемся ее правилам — и нарушаем их только на свой страх и риск.
Схватки у меня в желудке ослабевали.
— Укачало? — услышала я знакомый сипловатый голос. Разумеется, это была Золанда. — Что, на такой-то ряби?
Она холодно смотрела на меня, пока я вытирала рот. И тут я поняла, что она меня не обвиняет — должно быть, она все поняла.
— Все в порядке, — пробормотала я.
— Ты слишком много торчишь на солнце, вот в чем твоя беда. Займись делом. — И она задала мне кучу разной работы.
Конечно, тот приступ рвоты был, возможно, чисто психологической проблемой. Нарушить или попытаться обойти клятву, данную на Книге Реки, которая для нас все, — это очень гнусный поступок. И в сущности, в подобной ситуации обвинять и наказывать мне следовало лишь саму себя. Поэтому в ту ночь, когда судно стояло на якоре, мне приснился ужасный сон, в котором черное течение поднялось из реки, словно змея, разинуло пустую пасть и в слепой ярости бросилось на меня.
Я с криком проснулась, уверенная, что сейчас умру. Очень скоро меня успокаивала едва одетая Хэли; и делала она это, на мой вкус, слишком уж нежно, — или мне так показалось из-за моей неопытности — так что несколько дней после этого я старалась держаться от нее подальше, хотя мы по-прежнему остались друзьями. Тот сон больше не повторялся, поскольку в этом не было необходимости. Я старалась быть хорошим матросом.
А теперь назад, в Пекавар, за грузом специй.
Снова дома, только на одну ночь. Я даже пригласила к себе в гости Хэли, решив, что если уж ей нравлюсь я, то понравится и мой брат-близнец.
А Капси ушел. Покинул родное гнездо. Отправился на север, бросив свою зарисовку дальнего берега и самодельную подзорную трубу словно ненужные уже детские игрушки.