Я знаю, что я, Неллиам, умру… Умру скорой и страшной смертью. Я пытаюсь заставить ее встать и уйти, пока есть время. Но у меня ничего не получается; ноги Неллиам не слушаются меня, Йалин.
Неудивительно, что Хассо опаздывает. Он залпом выпивает два стакана вина, а потом шепчет мне, что Наблюдатели видели голову Червя в свои телескопы. Я едва слышу, что он говорит, кругом стоит такой шум.
— Ты не мог бы говорить громче?
Он откидывается назад, насупившись, явно обиженный.
— Прости, Хассо, но у нас мало времени. Прости мою раздражительность.
— Ладно, все в порядке. Я понимаю. Так вот… Внезапно со стороны реки раздается пронзительный
визг. Шум в ресторанчике мгновенно стихает, потом поднимается снова. Люди вскакивают и выбегают на улицу.
— Подождите здесь! Я сейчас. — И Хассо тоже убегает. Потом начинается вот что. Над крышами пролетает
какой-то дымящийся красный свет. Кто-то кричит: «Пожар!» Потом раздается оглушительный взрыв, и китайские фонарики разом гаснут.
Хассо прибегает назад, едва переводя дух.
— Вооруженные мужчины. Наверно, с запада! Пошли скорее на Шпиль! — Он хватает меня за руку.
Но я останавливаю его.
— Мой дорогой мальчик, я не полезу на Шпиль, даже чтобы спасти свою жизнь.
— Да это же!.. Неллиам, я помогу вам. Я понесу вас на руках.
— Нет, иди один. Я буду тебе только мешать, ты можешь погибнуть из-за меня. Только обещай мне одну вещь. Обещай, что будешь говорить правду там, наверху.
— Правду?
— Наблюдай! Держись в стороне! Записывай все, что видишь. А теперь иди. Иди! Или я рассержусь.
Он не знает, что делать. Разумеется. Но ужас и смерть приближаются с каждой минутой.
И он уходит. Но сначала, неизвестно зачем, страстно целует меня в мой мудрый лоб.
Я снова наполняю стакан. Стыдно бросать такое прекрасное вино. Я потягиваю его и жду.
Но смерть, когда она приходит, оказывается совсем не такой блаженной и быстрой, как я ожидала.
И ею все не кончается…
И тут я начинаю кое-что замечать. По какой-то причине мое внимание уже не отвлекается пребыванием в хранилище-Ка, оно обостряется. Может быть, потому, что я только что была Неллиам, а она не дура. Может быть, потому, что ярко проступает значение реальных событий — очень ярко, — освещая прошедшие передо мной жизни, чего никогда не бывает в действительности.
Уголком глаз я вижу, что делает Червь. Он использует меня как челнок некоего ткацкого станка, чтобы выткать нитями рисунок, новый и совершенный.
Мне приходит в голову, что я могла бы стать тем инструментом, который сделает его Богом. Я могла бы приобрести на него некоторое влияние.
Поэтому во время моей следующей жизни, в качестве рыбачки из Сверкающего Потока, я стараюсь ее игнорировать. Нелегко игнорировать свою собственную жизнь! Ее владелица начинает чувствовать, что ею пренебрегают. Но потом она смиряется (так я думаю).
Снова и снова я представляю себе некий образ. Я концентрируюсь на нем изо всех сил.
И этот образ… Но подождите, не сейчас.
Однажды, когда я вытаскиваю сети, полные рыбы, я вижу чью-то руку. Она висит в воздухе, словно филе белой рыбы, пропадая из виду где-то на уровне кисти…
Когда я ухватилась за эту руку, небо, река и моя рыбацкая лодка разом исчезли, превратившись в фиолетовый туман.
Я села в своей светящейся чаше. Рядом стоял Рэф, мой бесцветный зомби, и держал меня за руку.
Он помог мне выбраться, хоть я и не чувствовала себя слабой. Напротив: мне было весело! Усевшись на краю бассейна, я решила, что Червь хорошо меня кормил, а заодно и укрепил конечности, пока я лежала в ванне. Если только я не проспала дольше, чем думаю.
— Сколько я пробыла в хранилище-Ка, Рэф? Часы? Дни? Недели?
Он пожал плечами.
— Не знаю, я спал и видел сны.
— А течение теперь Бог?
— Не уверен. Оно… другое. Может быть, когда рождается Бог, он сначала младенец, а потом растет?
Вот этот образ и был в моей душе. Я постоянно думала о нем.
— Червь, — подумала я, — как идет война? Слабые тени поплыли у меня перед глазами, я почти ничего не поняла.
— Червь! — я представила этот образ.
Внутренним слухом я различила стон молчаливого согласия. Победа! Мне все-таки удалось вышить его на его рисунке, хотя бы в уголке.
Я спрыгнула с края бассейна.
— Ну что ж, — сказала я Рэфу, — мне пора уходить. — Я подняла бутылки.
— Зачем они тебе?
— Нельзя оставлять мусор! Особенно в Боге!
— О, он их переварит. И выбросит наружу. Да, когда его тело опустеет… Рэф прав.