Я прослезился. Он меня восхитил, этот то ли акын, то ли слепой кобзарь — с помесью гитары со скрипкой. Я понял, что про этого крысиного юношу нужно писать отдельный текст — и пожалел, что мой бедный крысюк не играл на музыкальных инструментах. Тем временем нейросеть выдала ещё пяток музыкантов, играющих на разном, от чудного вида концертины до очередной скрипко-гитары, видимо, популярной у продвинутых крыс:
Одежду нейросеть обещала не рисовать — но о живописном рубище там речи не было. Музыканты в драматических лохмотьях ранили меня в самое сердце.
Хорош! — сказал я и занёс в минусовой промт «музыкальные инструменты».
Значит, поёт, подумала нейросеть — и выдала мне лауреата международного конкурса классической музыки в момент вручения награды:
Ёлы-палы, подумал я. Это уже тянет на целый роман о непростом жизненном пути музыкантов из крысиного оркестра. Кто подарил эту музыку твоей душе? То-олько любовь…
Эхе-хе, сказал я. Машина милая, ты не забыла, что дело происходит не в концертном зале Дома Союзов и не в Мариинском театре, а, на минуточку, в ресторане?
Ах, в ресторане? — обиделась нейросеть. Вам, хумансам, лишь бы жрать. Вот тебе, на, подавись.
Я поперхнулся. Такого текста я даже не планировал. Это ж антиутопия явная! Что-то оруэлловское! Эти серые спины, капюшоны, покорные люди — и Большой Крысиный Брат, который собирается закусить неправедно добытым, плотоядно потирая лапочки… И лицом он похож на Гольдштейна, как его Оруэлл описывает. И общая атмосфера, мрачность, напряжение и тоталитаризм в полный рост…
Слушай, нейросеть, сказал я. Пожалуйста. Я тебя прошу. Мышечку. На паркете. В ресторане. Которая прислушивается. Я что, чего-то запредельного прошу?
А, мышечку? — обрадовалась нейросеть. Ты ж, вроде, говорил, что крысу? Да ладно!
Ну и где печенька? — сказал я. Я уже понял, что нейросеть издевается. Зараза. На искусственный интеллект иногда находит весёлый стих. Между тем, часы уже показывали третий час ночи — и я решил, что добью Проблембу завтра.
А добить я собирался непременно. Если уж я чего решил — так выпью обязательно.
На следующий день я зашёл в нейросеть и предложил последний сохранённый промт.
О! — удивилась нейросеть. — Тебе было мало мышей? Н-на!
О господи, подумал я. Какое-то мышебогослужение. Да ещё и котики, кажется, между ними затесались, под прикрытием. Храм. Чистый храм.
Можно поменьше мышей? — спросил я.
А то ж! — готовно ответила нейросеть.
Я же просил поменьше! — взмолился я. Ты убрала не мышей, а котиков. А эта стая крысюков с недобрыми взглядами…
Ладно, — покладисто согласилась нейросеть.
Что это? — прошептал я в ужасе. Что это за армия… этих самых… морлоков? Крысолюдов? Кошмар какой.
Так, всё. Хорош издеваться! Одна крыса! Крупным планом! На зеркальном паркете! Прислушивается! Точка!
Не надо ресторан уже? — спросила нейросеть. — Ну ладно, хорошо.
Эхе-хе, подумал я. Ладно, фиг с тобой. Что-то в этом есть, в конце концов. Ну пусть будет зверь, который отражается… где он там отражается… в Лете? в Вечности? Ну, в общем, пусть он отражается. Пусть даже храм, пусть это будет Храм Природы. Или Церковь Естественного Отбора. В общем, пусть это что-нибудь возвышенное символизирует, умножая смыслы и неся полезную нагрузку.
И сделал из него обложку:
Гы-ы! — радостно сказала нейросеть. Вот, я ж говорила, что будет круто! Обращайтесь.
Спасибо, друг, сказал я и пошёл писать. Писать трудно — но проще.
ЗЫ. Посовещались мы с народом…
Вот, всё-таки, прекрасный крысан. Со смыслом и характером. Почистил немного — и вышла ещё более многозначная штука, с иронией, плавно переходящей в сарказм.
Про то, как редактировать картинки
Как-то раз у меня с одним интересным человеком беседа произошла в блоге. О том, что нейросетевые картинки тем отличаются от искусства, что от человека довольно мало зависит в этом деле. И то сказать: мы же задаём нейросети только общее направление, идею, концепцию — а дальше уже она сама-сама. Ну, вы в прошлом посте могли посмотреть на интеллектуальную дуэль человека и машины: как человек машину пытается убедить нарисовать то, что нужно ему, а машина выдаёт дивной удивительности глюки, которые с идеей человека связаны довольно слабо.