Она бродила между шкафами, пока не добралась до сектора «Еврейские материалы». Взяв с полки книгу Генри Форда «Международное еврейство: главная мировая проблема», подержала ее в руках и снова поставила на место. Рядом с ней лежала изрядно потрепанная тетрадь в кожаной, вишневого цвета обложке, с рассыпающимися страницами, похожая на чей-то дневник.
Роза перевернула обложку и прочла:
«Агата Кеттлер, пятнадцать лет, 1941 год».
Страницы были полностью исписаны ровным аккуратным почерком школьницы. Роза перелистала дневник, и в глаза ей бросилась фраза:
«Отец постоянно говорит о том, какой мир мечтает построить, но мама отвечает, что ему пора понять, что другие люди тоже мечтают, и их мечты уже сбылись».
Она с любопытством продолжила читать дальше, перелистывая перепачканные страницы.
«Сегодня утром были арестованы еще тысячи евреев. Яхраню этот дневник в тайнике, надеюсь, он меня переживет».
От этих слов у Розы похолодело внутри. Зачем понадобилось арестовывать евреев?
У нее в памяти всплыло лицо еврейской девочки Софи Фримен, с которой они учились в одной школе. Отец Софи, врач, воевал вместе с отцом Розы, мужчины дружили, и их дочери тоже тянулись друг к другу. В четырнадцать лет Роза и Софи провели все лето вместе: они гуляли по округе, устраивали походы в близлежащие леса, вместе читали, обменивались сплетнями и веселились. Совсем недавно, когда папа сказал, что видел доктора Фримена, Роза ощутила укол сожаления о том, что они с Софи потеряли друг друга из виду.
Сзади послышались шаги, и она с виноватым видом захлопнула тетрадь, словно зашла на запрещенную территорию. Мартин шел к ней, небрежно помахивая портфелем, точно ребенок ведерком с песком. Он и раньше часто касался ее, но сейчас сплел свои пальцы с ее, как пылкий юноша после долгой разлуки с любимой. Неизменные серьезность и мрачность, присущие Мартину в Англии, куда-то исчезли, казалось, он сбросил с плеч тяжелую ношу. Когда они сели в машину, он обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.
— Задание выполнено. А теперь, моя милая, приступим к развлечениям.
— Чем же именно ты здесь занимаешься?
Два часа спустя они лежали в огромной белоснежной постели в отеле «Эксельсиор». На дверях висели два свежих отутюженных халата, а на столике у кровати стояли ваза с фруктами, блестящими темными вишнями и виноградом, и тарелка с вкуснейшими пряниками. Роза едва удерживалась, чтобы не съесть все это сразу. К ее удивлению, поднос с угощением принесла англичанка — худосочная грета с северным акцентом, видимо, одна из тех, чье прошение о переводе на континент было удовлетворено.
— Тебе здесь нравится? — спросила ее Роза, пока девушка разгружала поднос, стараясь не поднимать глаз. Но Мартин махнул рукой, и грета, не успев ничего ответить, поспешно удалилась с испуганным видом.
В ванной вместо привычного обмылка хозяйственного мыла лежал большой кусок белого туалетного, а рядом с мыльницей стоял флакон с солями для ванны, источающий божественный аромат. На ужин, объявил Мартин, будет стейк со спаржей и бутылка «Шатонёф-дю-Пап». Потом они пойдут в ночной клуб, куда ходят партийные бонзы. В этих местах нужно остерегаться — полиция нравов психует, когда офицеры СС появляются с женщинами, с которыми не состоят в браке, но в «Чиро» и «Эльдорадо» безопасно. Там бывает Геббельс, а он не из тех, кто нервничает при виде сотрудников Министерства культуры в обществе красивых девушек. Главная опасность — как бы Роза не понравилась ему самому.
Мартин откинулся на мягкое бархатное изголовье, закурил сигарету и с наслаждением втянул дым ароматного турецкого табака.
— Чем я занимаюсь? Я пишу речь протектору. Поскольку Экберг и двух слов связать не может, обычно этим приходится заниматься мне, но на сей раз я не возражаю. Даже интересно. Тема — стремление к совершенству. Розенберг считает Англию идеальным вариантом для воплощения его идей, касающихся превосходства арийской расы и социальной иерархии.
— Постой… неужели он думает, что в Англии лучше, чем здесь?
Роза вытянулась на чистых хрустящих простынях из натурального хлопка. Она не доставала кончиками ног до конца матраса, и никогда в жизни ей не приходилось лежать в такой мягкой постели. Утопая в пахнущих свежестью подушках, наполненных гусиным пухом и в накрахмаленных наволочках, она чувствовала себя словно в свежем шелковистом коконе, ласкающем кожу. От окружавшего ее со всех сторон комфорта и приятных ощущений она испытывала небывалый душевный подъем.