Эти женщины говорили с опаской, словно тщательно отмеривая слова своими оловянными чайными ложками.
— Не о недавней истории, конечно. Не о последних событиях и не о старом режиме, — пояснила Роза. — Я имею в виду настоящую историю. Протектор изучает истоки Англосаксонского союза. Он интересуется фольклором, народными поверьями, передающимися в семьях из поколения в поколение.
Она начала задавать заготовленные вопросы. Общие сведения о биографии, происхождении, предрассудках и поверьях родителей. «Ваши родители были верующими? Какие суеверия вы помните из детства? Какие сказки вам рассказывали в детстве?»
Они отвечали, и Роза записывала ответы в записную книжку, щурясь в полумраке. Увидев это, Сара встала и зажгла масляную лампу, и в ее колеблющемся свете по потолку заплясали причудливые тени.
— Раньше у нас было электричество, но потом пропало, и никто не собирается чинить.
— Правда? — Без электричества не работает ни радио, ни граммофон. Никаких развлечений. — Что же вы делаете по вечерам?
— Собираемся вместе и разговариваем.
— О работе?
— В основном о книгах. О романах. Больше трех не собираемся, конечно, — с невозмутимой серьезностью добавила Кейт.
Роза озадаченно оглядела убогую обстановку комнаты.
— Не вижу здесь романов. Где они у вас?
Кейт рассмеялась, обнажив неровные, как клавиши старого рояля, зубы, и поднесла палец к виску.
— Главным образом — здесь.
Опустив глаза в свои записи, Роза задумалась, какой вопрос задать следующим. Пока никто из женщин не рассказал ничего предосудительного. Они послушно поведали ей о своем детстве, замужестве и своей жизни до того, как овдовели. Подозревать можно было любую из них: Ванессу как вдову церковного служителя, Кейт как бывшую журналистку, или Элизабет, которая работала в организации Мэри Стоупс, пропагандировавшей противозачаточные средства и ограничение рождаемости. Муж Кейт умер после неудачной операции, муж Ванессы страдал туберкулезом, а муж Сары погиб в период создания Союза, что намекало на его участие в Сопротивлении, но и в этом не было ничего необычного.
Роза повернулась к Элизабет:
— От чего умер ваш муж?
Элизабет, которой на вид было около шестидесяти, смотрела на нее взглядом педантичного государственного чиновника. Вопреки невозмутимому виду ее гнев вспыхнул мгновенно, как спичка.
— Он покончил с собой! Не думаю, чтоиз-заменя, но как знать.
Роза смущенно закрыла записную книжку. Ни в жизни этих женщин, ни в их детских воспоминаниях она не могла найти ничего хоть отдаленно угрожающего режиму. Как она может раскопать что-то, до чего совместными усилиями не смогли докопаться полиция и гестапо? Если кто-то из этих фрид и замешан в подстрекательской деятельности, вряд ли они добровольно об этом расскажут.
Она вспомнила потный нахмуренный лоб комиссара, и его угроза снова зазвучала в ушах: «Если не хочешь загреметь в лагерь, постарайся, чтобы получилось».
Она попыталась зайти с другой стороны.
— Протектор, как вы знаете, любит книги. Он большой друг литературы и считает литературу краеугольным камнем Союза.
— Правда? — По тону Элизабет было невозможно определить, вопрос это или ироническое замечание.
Роза вспомнила, что как-то раз сказал ей Мартин: «Ирония — это ваше английское оружие. Сказать одно, подразумевая другое. Ваша Джейн Остин прекрасно это понимала».
— Да, — кивнула она. — Он в первую очередь интересуется книгами, входящими в школьную программу. Всегда уделяет этому особое внимание. В Берлине он создал Управление по контролю за литературой.
— Зачем же партии контролировать литературу, мисс Рэнсом?
Роза попыталась вспомнить объяснения Мартина, но слова будто крошились, когда она пыталась их ухватить.
— Это же очевидно, разве нет? Союз вовсе не против творчества, однако необходимо установить определенные границы.
— И вы сами так считаете, да?
— Нельзя давать творцам полную свободу. Такого не было ни в одном обществе на земле.
— Пожалуй, так и есть, — уступила Элизабет. — Папа римский, например. В шестнадцатом веке католическая церковь составила список еретических книг. Все книги, противоречащие церковному учению, были запрещены. Запретили Галилея. Мартина Лютера и Иммануила Канта. Более того… — Она слегка нахмурилась. — Если не подводит память, когда вышла книга протектора, ее тоже занесли в список запрещенных Ватиканом книг. Если не ошибаюсь, так и было.
С этой не поспоришь. Почувствовав, куда движется разговор, в него вступила Сара. Замеченная Розой на улице облезлая пятнистая кошка забралась к той на кресло, и женщина рассеянно гладила ее свалявшуюся шерсть.