— Прекрати, Джеффри, — оборвала его Селия, удивив Розу необычно резким тоном, и раздраженным жестом завязала платок. — Раз в жизни можно и промолчать. Давайте просто сядем и поедем.
— Постойте, — остановилась Роза. — Поводок Ролло. Я забыла его у папы в палате.
Джеффри испустил драматический вздох и повернул назад, но Роза остановила его.
— Не надо. Ничего страшного, я сбегаю.
Не дав ему возразить, она быстро пошла по коридору обратно в палату отца.
Папа сидел в той же позе, в какой они оставили его, сжимая подлокотники кресла и пристально глядя на нарциссы, освещавшие палату своим желтым светом.
Роза притворила дверь, и он взглянул на нее. Опустившись рядом с ним на колени, она прижалась губами к его уху:
— Я вытащу тебя отсюда. Обещаю.
Взгляд отца прояснился, лицо оживилось, он выглядел теперь совершенно иначе. Почти как раньше.
— Розалинда. Я знал, что ты вернешься. У меня кое-что есть. Там.
Она проследила за его жестом. Он показывал на семейную фотографию в позолоченной декоративной рамке.
— Это?
— Подай ее мне.
Он взял фото и, не разглядывая, перевернул рамку задней стороной к себе, вытащил фотографию и положил себе на колени. Затем пальцем сдвинул в сторону лепное украшение рамки, и перед взором Розы предстало небольшое углубление внутри.
— Много лет назад, когда все это начиналось, пока они еще не пришли, я подготовил для себя выход.
В углублении лежал стеклянный пузырек, не больше детского пальчика, заполненный белым порошком.
— Помнишь доктора Фримена? Это он мне дал.
— Отец Софи?
— Он раздал всем своим друзьям.
— Что это?
Вместо ответа отец протянул ей пузырек на ладони.
— Скажем так: это подарок. Мне он уже не нужен, поэтому отдаю его тебе. Это все, что у меня есть. Может, и тебе не понадобится, но все же ты моя дочь, поэтому мало ли…
Роза взяла пузырек и опустила его в карман. Она не знала, что в нем, но не решилась переспросить. Не поднимаясь с колен, она взяла его лицо в ладони.
— Я помню стихи, папа. Все-все. Постоянно их вспоминаю.
Отец улыбнулся. Прояснение закончилось, и он снова удалялся в неведомые дали. Роза уже собиралась встать, когда отец снова заговорил:
Осторожнее, Розалинда. Они всё знают.
— Что они знают?
— Куда ты ходишь, кто ты, что ты ешь и пьешь. Они знают твои сны.
— Мои сны?
— Конечно. Чего, по-твоему, они так боятся?
Глава двадцатая
Так. Вы, двое, слушайте. Сегодня у меня для вас эксклюзивная информация. Бриджит Фэн-шо говорила тоном министра, делающего важное заявление на утренней пресс-конференции. — Последние новости: я подала заявление о переводе. На континент. — Она отпила молочного коктейля и удовлетворенно откинулась на спинку стула, наслаждаясь реакцией подруг.
— Шутишь, — не поверила Хелена.
— Но ты же не знаешь, куда тебя в итоге отправят, — пожала плечами Роза.
Бриджит огляделась. Кафе-бары вошли в моду, и бар «Сохо» с деревянными перегородками с осыпающимся лаком и стенами, обитыми досками цвета яичного желтка, являлся типичным их образцом. Малиновые кожаные сиденья выглядели стильными и современными, как и автомат для продажи сигарет, хотя и пустой. Из музыкального автомата доносились звуки «О безумец», Билла Хейли и «Комет», а над барной стойкой мерцали неоновые вывески, рекламирующие «Кока-колу» и пиво «Пильзнер».
Бар вызывающе подделывался под американский стиль — его существование недвусмысленно намекало, что Америка может предложить нечто получше, чем построенный в Союзе рай, — но «Сохо» и другие подобные заведения допускались как демонстрация уверенности режима в своих силах. При том что все знали: в Америке подают настоящие гамбургеры с расплавленным сыром и шоколадные молочные коктейли, а здесь стоит наверняка поддельная эспрессо-машина «Крупе» и капучино варят из эрзац-кофе.
— Куда бы ни послали, всяко лучше, чем здесь.
Старые девы Джейн Остин грезили о поездке в Бат, чеховские три сестры рвались в Москву, а большинство женщин в Союзе мечтали перебраться на континент. Они никогда там не бывали и понятия не имели, что их может ожидать, кроме виденного в кинохрониках и в журналах. Оставалось полагаться на везение: шаг в неизвестность, и дороги назад нет.
— У тебя там не будет шансов на такую работу, как здесь, — сказала Роза.
Бриджит закатила глаза.
— Дай плевать. Зато будет еда. Колбаса. Пиво!
Здесь им постоянно хотелось есть. Даже лежащие сейчас перед ними сыроватые тосты, намазанные отдающим мазутом маргарином и лиловой химической замазкой, заменяющей джем, возбуждали аппетит.