«Начало всегда сегодня».
Несмотря на усталость и издерганные нервы, Роза испытала острое желание немедленно изложить на бумаге все то, что случилось с ней за последние жуткие двадцать четыре часа. Она знала, что это поможет успокоиться и осмыслить произошедшее. Может быть, удастся превратить кошмар прошлой ночи в очередную заметку, или, по крайней мере, сохранить это для истории.
Роза решила так и поступить: сварить черный кофе покрепче, сделать бутерброд, устроиться за столом и начать писать.
Она все еще сидела на корточках с тетрадями на коленях, когда в тишине что-то скрипнуло. Подняв голову, прислушалась, пытаясь отсечь посторонние шумы. Из пивной на углу доносился отдаленный звон стекла, где-то под землей рокотал поезд подземки, этажом выше стрекотала швейная машинка, а из соседней квартиры слышался вечный лающий кашель Эльзы Боттомли.
Роза ждала, замерев как заяц, но ничего не могла различить, только шестое чувство подавало сигнал тревоги, от которого звенело в ушах.
Быстро засунув тетради обратно в тайник, она задвинула доску, закрыв ее обоями, и придвинула кровать вплотную к стене. Потом встала, на цыпочках подошла к двери и рывком распахнула ее.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава двадцать пятая
В грязном переулке неподалеку от Чайна-тауна, у подножия головокружительно крутой подвальной лестницы, на кирпичных стенах которой поблескивали струйки воды из прохудившейся водосточной трубы, притаилась черная обшарпанная дверь с грубо намалеванной надписью: «Джаз-таун». Посетители клуба мнили себя гражданами мира.
Должно быть, когда-то здесь находился склад, но теперь закопченные стены отмыли, а в центре соорудили небольшой деревянный помост для граммофона. Несмотря на регулярные рейды полиции, идея «Джаз-тауна» заключалась в том, чтобы создать у посетителей ощущение запретной вольности. Здесь играла американская музыка, что не запрещалось, но репертуар был на грани дозволенного Министерством культуры, запретившего свинг и тем более записи чернокожих исполнителей. Из женщин сюда допускались только гели, а среди мужчин значительную долю составляли работники самого Министерства культуры, которым нравилось считать себя людьми широких взглядов, в отличие от коллег, служивших в более пуританских учреждениях. Изредка попадались даже мужские пары, которых связывало явно нечто большее, чем дружба, за что в любом другом месте их прямиком отправили бы в лагерь.
Танцевальную площадку окружали столики, а вдоль стен тянулся ряд отделенных занавесками ниш, освещенных лампами под розовыми абажурами, дававших света ровно столько, чтобы двое собеседников могли видеть друг друга, а все остальное оставалось в тени.
Оливер Эллис усадил Розу и устроился напротив.
Под лампами клубился сигаретный дым. В зале толклись танцующие пары, в свете люстры мелькали обнаженные руки женщин, поблескивали фальшивые бриллианты и знаки различия на форме мужчин, но в коконе розоватого света создавалось впечатление отрезанности от всего остального мира, словно нет никого, кроме них двоих.
Оливер разлил по бокалам союзный джин, маслянистый и горький, как лекарство.
— Еще раз извини, что напугал. У меня нет такой привычки. Просто вспомнил, что в Оксфорде я предлагал тебе как-нибудь вместе выпить.
— Да, но ты не говорил, что будем пить союзный джин.
— Тогда ты не пошла бы. — Он приглашающе поднял бокал.
Роза слабо улыбнулась. События последних суток перевернули ее жизнь и выбили почву из-под ног, но сейчас, в компании кажущегося безобидным Оливера Эллиса, в этом теплом дымном подвале, она обрела некое убежище от хаоса бытия.
Она попыталась вспомнить, как относилась к нему раньше. Несмотря на их близкое соседство в конторе и его непрестанные шуточки и ехидные замечания о работе, она мало что слышала о нем. Пожалуй, он всегда оставался загадкой, однако не настолько волнующей, чтобы ломать голову в попытках разгадать.
— Откуда ты знаешь это место?
— Иногда захожу сюда по вечерам. Когда хочется напиться и обо всем забыть.
Неудивительно. Алкоголь служил Союзу топливом, для большинства стало необходимостью регулярно забываться.
Роза огляделась и пожалела, что не надела что-то более подходящее случаю, чем натянутые второпях блузка и узкая юбка: все остальные гели в заведении демонстрировали свои вечерние платья. Ее взгляд наткнулся на человечка с колодой карт в руках, кочевавшего от столика к столику.