Выбрать главу

— Спрячь свою жизнь, — услышал Капуа Смерть от Скаута. — Полностью.

В то утро, когда я шёл к мистеру Лемприеру, меня задержало в пути желание посмотреть, как два каторжника будут вынимать из мешков трупы и опускать в большую яму, вырытую тут же, рядом с дорогой; когда же они взялись за это, я, к ужасу своему, увидел, что мёртвые тела туземцев обезглавлены. Каторжники торопливо насыпали поверх них тонкий слой земли, оставив большую часть ямы свободной — для новых мертвецов, рассудил я.

— Ну и ладно, — послышался за моей спиной голос одного из могильщиков, когда я заспешил вниз по склону, ведущему к дому Доктора, стараясь не оглядываться ни на самих каторжников, ни на яму. — Дохлые дикари — это хорошо. Одного из них звали Ромео, но, как ни крути, среди остальных нет Джульетты.

IV

В доме мистера Лемприера никого не оказалось, но из-за угла доносились какие-то звуки, выражавшие крайнее неодобрение, да время от времени раздавался треск дерева, словно там с огромной высоты падали толстенные сучья гигантского эвкалипта. Я обогнул дом и вскоре увидел на фоне тёмно-коричневой, умбристой грязи, окружающей загон Каслри, чёткий, словно вырезанный из слоновой кости профиль мистера Лемприера, чья большая голова напоминала огромный жировик. Европейцу это может показаться странным, но солнце в то утро цветом напоминало желток, а небо имело не менее яркий ультрамариновый оттенок, хотя день выдался морозный, что, впрочем, весьма типично для ван-дименской зимы. Несмотря на холод, мистеру Лемприеру не приходилось махать руками или притопывать, чтобы согреться, — крупные капли пота и так катились жемчужинами по его набелённому лицу. Он стоял посреди примерно полудюжины бочонков, на один из которых каторжник-бондарь как раз прилаживал крышку, а по бокам другого, ещё не заколоченного, он сам зло колотил кулаками, выкрикивая самые чудовищные оскорбления, будто ругался с кем-то невидимым.

Заметив меня, он поднял руку и отмахнулся от чего-то, словно давая понять, что ему надоело препираться с неведомым собеседником.

— НЕ СТОИТ… ОБРАЩАТЬ ВНИМАНИЯ… ВЕЧНО ОДНО И ТО ЖЕ… — заверил он меня, — НО! БОЧКА ЗАПЕЧАТАНА. ТЕПЕРЬ УТИХОМИРЯТСЯ.

Я подошёл ближе и заглянул в бочонок, только что подвергшийся столь бурным нападкам со стороны мистера Лемприера. Он оказался полон рассолом, правда я тогда не поручился бы, что тёмная жидкость действительно является таковым. В глубине что-то виднелось, и первой догадкой было, что Доктор занялся заготовкой угрей, которыми в тот год изобиловали воды, омывающие остров. Но затем до меня дошло, что глаза вновь сыграли со мной злую шутку — верно, оттого, что свет в южных широтах в силу какого-то странного свойства постоянно заставляет меня видеть вместо людей рыб.

Затем, после мучительно долгого размышления — ещё несколько дней я чувствовал себя круглым дураком — до меня дошло, что вовсе не морские угри плещутся в рассоле, что вовсе не они наполняют бочонки, словно кочаны капусты или яблоки на сельской ярмарке, нет, — то были отрезанные головы туземцев! При том, что бочонков имелось всего полдюжины, я, прикинув в уме, определил, что где-то от сорока до семидесяти голов просаливались на заднем дворе мистера Лемприера.

Было также очевидно, что мистер Лемприер считает, будто эти головы мёртвых дикарей орут на него, сквернословят и насмехаются. Он же пробовал делать вид, будто оскорбительный хохот ничуть его не тревожит, но то и дело срывался и начинал отругиваться. Затем он вдруг вспоминал о тех обязательствах, кои налагает на него звание учёного мужа, устало смотрел в сторону свиного загона, в самом грязном углу коего спал Каслри, и взгляд его становился добрым и даже каким-то кокетливым. Тогда Доктор позволял себе снисходительно улыбнуться краешком рта при виде такого буколического блаженства, отхлебнуть рома из треснутого глиняного кувшина, стоящего рядом, и грязным, сплошь в пятнах шёлковым платком вытереть густо намазанный свинцовыми белилами лоб.

Мистер Лемприер пояснил, что ему страшно надоели эти головы, которые никак не хотят утонуть, то и дело всплывают и, высунувшись из рассола, пристают к нему с разговорами. Его тревожило, что, если так пойдёт и дальше, лица их, не скрытые рассолом, могут разложиться во время длительного морского перехода в Британию. Даже после смерти, как, впрочем, и до неё, на дикарей не находилось никакой управы — их широко раскрытые глаза неотступно следили за мистером Лемприером, куда б тот ни шёл, чем причиняли оному великое неудобство. При мне он спросил бондаря, нельзя ли как-нибудь привязать камни на шеи, чтобы головы не всплывали. Тот тяжко вздохнул и отправился поискать верёвок.

У мистера Лемприера, по его собственному мнению, имелось множество ценных качеств, из коих отнюдь не последним почитал он свой здравый смысл. И то, что он не видел ничего необычного или противоестественного в способности отрезанной головы разговаривать, будто та всё ещё сидела на плечах живого её владельца, а усматривал здесь всего-навсего некое житейское неудобство, меня буквально поразило. Во всём этом мне почудилось настолько потрясающее и величественное проявление чисто английского духа, что на какое-то время меня охватило восхищение Старым Светом, способным порождать таких гигантов, как сей луноликий слуга Науки, который между тем уже несколько раз велел затихшим головам не раскрывать рта и помалкивать, пока они с бондарем сообразят, каким способом сподручнее привязать камни, кои помешают им всплыть.

Стоя в окружении голов, глумившихся, как он полагал, над ним и его работой, Доктор приветствовал меня, словно вновь обретённого давнего друга. Он оперся о крышку бочонка и начал полную горечи повесть о человеке, коего до сих пор всегда аттестовал с неизменным почтением, то есть о Космо Вилере.

— СПЕРВА… ТОЛЬКО… СБОР… ЦВЕТОВ… ЛИСТИКОВ… НЕЖИВЫХ ОБЪЕКТОВ, — изрёк мистер Лемприер, отирая лоб неопрятным носовым платком и тем самым освобождая от белил полосу кожи неестественно багрового цвета, которая тут же залоснилась, точно натёртая воском. — ТАКАЯ РАБОТА, ГОВОРИЛ ВИЛЕР… ДАСТ МЕСТО В ОБЩЕСТВЕ… КОРОЛЕВСКОМ… А ПОТОМ… ВСЕГО ЛИШЬ ПИСЬМО ОТ КОРОЛЕВСКОГО ОБЩЕСТВА С ИЗЪЯВЛЕНИЕМ БЛАГОДАРНОСТИ… КАСАТЕЛЬНО… ОТБОРА ОБРАЗЦОВ… ТАРЫ, ОБЕСПЕЧИВАЮЩЕЙ СОХРАННОСТЬ… ПРИГОДНОСТЬ СОДЕРЖИМОГО ДЛЯ НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ… И ВСЁ! ВОТ! ПИСЬМО! А ЭТОГО МИСТЕРА КОСМО ВИЛЕРА СДЕЛАЛИ СЭРОМ КОСМО… ПОСВЯТИЛИ В РЫЦАРИ… В ЗНАК ПРИЗНАНИЯ ЕГО ВЕЛИКИХ ТРУДОВ ПО ИЗУЧЕНИЮ ЗДЕШНЕЙ ФЛОРЫ… ЗАТЕМ ЕМУ ПОНАДОБИЛИСЬ… EN UN MOT — КАК ЭТО?.. МОЛЛЮСКИ… МОЛЛЮСКИ, РАКОВИНЫ… ОКРУГЛЫЕ? НЕТ! ДОЛГИЕ… ОЧЕНЬ ДОЛГИЕ ГОДЫ СБОРА… КАЖДЫЙ СВОБОДНЫЙ ДЕНЬ… РЫСКАЛ ПО ТРЕКЛЯТОМУ ПОБЕРЕЖЬЮ… В НЕНАСТЬЕ И ХОЛОД… ПРОРВА ТРУДА… ВТОРОЕ ПИСЬМО ОТ КОРОЛЕВСКОГО ОБЩЕСТВА… ЕЩЁ БОЛЕЕ ХВАЛЕБНОЕ… А КАК НАСЧЁТ МОЕГО ЧЛЕНСТВА В НЁМ?

— Никак, — предположил я.

— ИМЕННО, — подтвердил Доктор. — НИ СЛОВА.

Тут он ненадолго отвлёкся, дабы должным образом ответить на гнусные, как ему показалось, замечания, последовавшие в тот момент из бочонков, а затем снова вернулся к прерванному рассказу.

— ИТАК, — продолжил мистер Лемприер, — Я ПОДНЯЛ ВОПРОС… ОЧЕНЬ ВЕЖЛИВО… НАПИСАЛ СЭРУ КОСМО… ТЕПЕРЬ УЖЕ СЕКРЕТАРЮ ОБЩЕСТВА… ВСЛЕДСТВИЕ ЕГО ДОСТИЖЕНИЙ В ОБЛАСТИ ИЗУЧЕНИЯ БЕСПОЗВОНОЧНЫХ… В ЮЖНЫХ МОРЯХ… И В ОСОБЕННОСТИ МОЛЛЮСКОВ-АНТИПОДОВ… В ЧАСТНОМ ПИСЬМЕ СЭР КОСМО УВЕРИЛ МЕНЯ, ЧТО МОИ ОПАСЕНИЯ, БУДТО МЕНЯ ИГНОРИРУЮТ, А ВДОБАВОК… Я НЕ ОСМЕЛИВАЛСЯ НЕ ТО ЧТО ПИСАТЬ, А ДАЖЕ ПРОСТО ДУМАТЬ ОБ ЭТОМ… ВДОБАВОК ИСПОЛЬЗУЮТ… КАК Я ДОВЕРИЛСЯ… ВОТ В ТОЧКУ… ОН УВЕРИЛ МЕНЯ… ОН СЧИТАЕТ… ОБЩЕСТВО СЧИТАЕТ МЕНЯ САМЫМ ВЫДАЮЩИМСЯ И ДОСТОЙНЫМ ИЗ ВСЕХ КОРРЕСПОНДЕНТОВ В КОЛОНИЯХ… РЕПУТАЦИЯ ТАКОВА, ЧТО ПРОСТО НЕОБХОДИМА НЕКАЯ ВЕЛИКАЯ, ИТОГОВАЯ РАБОТА, КОТОРАЯ УВЕНЧАЕТ ВСЕ ПРОЧИЕ МОИ НЕСОМНЕННЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ… ТОГДА Я СМОГУ ВЕРНУТЬСЯ В АНГЛИЮ ТРИУМФАТОРОМ… ИТАК… ЭТА ЗАТЕЯ С РЫБАМИ… ДОЛЖНА БЫЛА СТАТЬ МОЕЙ ВЕЛИКОЙ РАБОТОЙ… МОИМ ПРОПУСКОМ В ОБЩЕСТВО, ЭТИ САРДИНЫ И КАЛЬМАРЫ, В ОБЩЕСТВО… НО ВОТ ЧТО ОН МНЕ ПИШЕТ: «Нет-нет, над рыбами потрудился Гукер, между нами, работа Гукера — дрянь, но тем не менее она уже сделана, так что с рыбами покончено, хватит, и не трудитесь присылать мне ваши рисунки, вы опоздали», А ДАЛЕЕ ПРИБАВЛЯЕТ… НОВАЯ ОБЛАСТЬ… ЗАРОЖДАЮЩАЯСЯ НАУКА… НОВОГО ОБЩЕСТВА… НОВОЙ ЭПОХИ… ФРЕНОЛОГИЯ… В ОСОБЕННОСТИ ПРИМЕНИТЕЛЬНО К ПОКОРЁННЫМ НИЗШИМ РАСАМ… ОТРАСЛЬ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ, ОБЕЩАЮЩАЯ ОГРОМНЫЙ ПРОГРЕСС В ПОНИМАНИИ ПРИРОДЫ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, ЕГО ВЫСШИХ И НИЗШИХ ФОРМ НА ОСНОВЕ ИЗУЧЕНИЯ ЧЕРЕПОВ И СДЕРЖИВАЕМАЯ ЛИШЬ НЕДОСТАТКОМ ХОРОШИХ ЭКЗЕМПЛЯРОВ.