— ОНИ, — при этих словах он ткнул обвиняющим перстом в сторону непокорных бочонков, словно для того, чтоб до Каслри лучше дошло, о чём он ведёт речь, — ОНИ НЕ МОГУТ ОЦЕНИТЬ… ФОРМУ… РАЗМЕР… СООТНОШЕНИЕ ЧАСТЕЙ ЧЕРЕПА… СИИ НЕСОМНЕННЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ ХАРАКТЕРА И ИНТЕЛЛЕКТА… Я… В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ… РАБОТАЮ НАД ТРУДОМ, ПОСВЯЩЁННЫМ ДАННОЙ МАТЕРИИ… ДУША КАК ТАКОВАЯ… ИЗУЧЕНИЕ ЧЕРЕПОВ ОТКРОЕТ МНЕ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ РАЗЛИЧИЯ МЕЖДУ… ТОЧНУЮ ПРИРОДУ… ИСТИННЫЕ ОСНОВАНИЯ ИЕРАРХИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ РАС.
Он отвернулся от Каслри, тряхнул головой и сделал несколько шагов по направлению ко мне.
— ВИДИШЬ ЛИ, — продолжал мистер Лемприер, подлив себе ещё рома с чаем, — ЗДЕСЬ НАУКА БРОСАЕТ СВОИМ КЛЕВРЕТАМ ВЕЛИЧАЙШИЙ ВЫЗОВ… ВИЛЕР ГОТОВ ПРИНЯТЬ ЕГО… НАШИ ЧЁРНЫЕ БРАТЬЯ… ПОДОБНО СОБАКАМ… БЛОХАМ… НЕ ПРОИЗОШЛИ ОТ АДАМА… БОГ СОТВОРИЛ ИХ… ЭТИ ИНЫЕ НИЗШИЕ ВИДЫ… КАК ОН СОТВОРИЛ МИДИЙ… ИЛИ ВОРОБЬЁВ, КАК ОТДЕЛЬНЫХ НИЖЕСТОЯЩИХ… КАК СИЛЬНЫХ, КРЕПКИХ, ОТВАЖНЫХ АНГЛИЧАН… МЫ ПОНИМАЕМ ЭТО… ПРОСТОЙ ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ… НО БЕЗ НАУЧНОЙ КЛАССИФИКАЦИИ, РАСПРЕДЕЛЕНИЯ ПО КАТЕГОРИЯМ МЫ НЕ ОСОЗНАЁМ ЭТО КАК НАУЧНЫЙ ФАКТ… ПОКА.
Доктор перевёл дух.
— СЭР КОСМО ОБЛАДАЕТ ЧЕРЕПАМИ… ИСТИННЫМИ СОКРОВИЩАМИ ДЛЯ КРАНИОЛОГА… НЕ СРАВНИМЫМИ НИ С ЧЕМ ПО ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЙ ПОЛНОТЕ АНАТОМИЧЕСКИХ ЧЕРТ… НО… ЭТО БЕЛЫЕ ЧЕРЕПА.
Мистер Лемприер наклонился вперёд, низко опустив лысую потную башку, покрутил ею из стороны в сторону, словно то была кабанья голова, насаженная на вертел, и, удостоверившись таким образом, что его никто не подслушивает, продолжил заговорщицким тоном:
— ВОТ В ЧЁМ ЗАГВОЗДКА… ДАБЫ ЗАВЕРШИТЬ ВЕАИКИЙ ТРУД И ДОКАЗАТЬ ВСЁ ЭТО НАУЧНО… ВИЛЕРУ НУЖНЫ… ВИЛЕРУ ТРЕБУЮТСЯ… ЧЕРЕПА ЧЁРНЫХ ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЯ И ОЦЕНКИ.
Мистер Лемприер повернул свою голову, будто вставленную в плечи, как варёное яйцо — в рюмку, и прошептал:
— Я НУЖЕН ЕМУ.
V
Через несколько дней после того, как я ушёл от мистера Лемприера, так и не получив набор акварельных красок, мне велели незамедлительно явиться к нему, дабы обсудить дальнейшие мои обязанности в качестве назначенного ему слуги. Меня охватило беспокойство, не означает ли сие конец и моим рыбам, и мне самому. Я решил, что следует предпринять всё мыслимое и немыслимое, дабы доказать важность подобной работы, и, пока шёл к его дому, хлопая в ладоши, чтобы согреть их на морозе, придумывал всевозможные научные аргументы, ибо лишь таковые могли заставить мистера Лемприера изменить решение.
Всю ту неделю, что мы не виделись, мистер Лемприер провозился с чёрными головами; он отказался от мысли перевозить их в бочонках и вместо этого решил превратить их в черепа, которые выварил для него немой ассистент-каторжник, взявшийся их каталогизировать и подготовить к отправке в Англию.
Как ни странно, в доме никого не оказалось. И, что было ещё страннее, из свинарника на задворках не доносилось ни яростных ударов, ни хрюканья, ни визга. На всякий случай я обогнул дом, чтобы посмотреть, не занят ли Доктор каким-то необычайно молчаливым общением с Каслри — ну, может быть, чем-то вроде телепатии. В загоне я обнаружил одного Каслри — кажется наконец наевшегося до отвала и мирно спящего на боку крепким, счастливым сном. Но никаких следов присутствия его хозяина и наперсника, мистера Лемприера, не наблюдалось.
Только спустя некоторое время мне бросилась в глаза подозрительная белизна свиного рыла, вроде седой старческой щетины. Но это произошло далеко не сразу; сперва же меня окутало обширное облако пара — такого густого, что загон, из которого оно выплыло, почти пропал из виду; меня обдало ароматами столь приторно-кислыми, что помутилось в голове. Я зажмурился с детской верой, что это заставит исчезнуть окружающую реальность. Но запах только усиливался — настолько, что сделался сперва назойливым, а затем и невыносимым; он давил мне на голову свинцовым грузом, казался таким липким и мокрым, словно в лицо плеснули какой-то кислятиной, и таким едким, что ноздри горели.
И когда наконец глаза мои вновь открылись и узрели, что сия удушающая пелена раздвинулась, как театральный занавес, ошибки быть не могло: я уже хорошо понимал, что именно предстало передо мной на сей грязной сцене.
VI
То была куча дерьма.
Невероятно огромная.
Наверное, самая большая куча свиного дерьма на всей планете в то утро, что я вынужден признать с некоторым благоговейным трепетом. А может, не только в то утро, но и за всю историю мира. Она являла собой по-настоящему поразительное зрелище, и при виде её было не так-то просто примириться с мыслью, что это всего лишь свиное дерьмо. В алых лучах раннего зимнего утра она скорей напоминала какой-то светящийся обелиск из фекалий, окутанный курящейся дымкой. Она вполне сошла бы за грандиозный золотой самородок, стоящий несметных денег, не торчи у самого его подножия грязная, напрочь утратившая блеск, но столь узнаваемая пряжка — да, та самая, не так давно починенная, а теперь сломанная опять оловянная пряжка от башмака.
Я вскарабкался на ограду и присмотрелся получше. На пузырящейся, словно взбитой мутовкой почве вокруг кучи сияющего свиного дерьма я увидел остатки некоего вакханального разгула: обрывки рубашки (запятнанные кровью), фалду фрака (оторванную), синий шёлковый рукав (распоротый) и половинку грязного шёлкового носового платка (покрытого слизью вроде слюней).
Затем я заметил то, что, к сожалению, сильно напоминало человеческую берцовую кость. Другие окровавленные, заляпанные грязью кости. Рёбра. Бедренные кости. А затем и прочие, помельче. Кости голени. Кости предплечья. Позвонки. Потом я разглядел и огромный окровавленный череп, напоминающий гигантский жировик, — он лежал на боку, подобно поверженному идолу с островов Тихого океана.
Каслри пукнул, и до меня вновь докатилась мощная волна сладко-кислого запаха; тут-то я понял, что сей уже знакомый аромат, который ветер сейчас донёс до меня, есть не что иное, как распавшаяся на атомы плоть мистера Лемприера.
В дальнем углу загона я высмотрел глиняные черепки и узнал в них остатки кувшинов, в которых мы с Салли Дешёвкой настаивали свой «хулиганский суп». Борову каким-то образом удалось подцепить их передними клыками и закатить в загон, где он вскрыл сосуды, разбив вдребезги, и вылакал содержимое. Я взглянул на Каслри. Тот открыл глаза и посмотрел на меня.
Клянусь Богом, он ухмыльнулся!
Кровь отлила от моего лица, я пошатнулся и закрыл рукой рот.
Мне стало ясно как день, каким образом мистер Лемприер нашёл свой конец: он сидел пьяным на ограде загона, пил и разговаривал с Каслри, этим свирепым боровом, последним его слушателем, о Науке и Цивилизации, о трактатах по каббалистике и белоснежных полушариях — обо всём том, что всплывало в его полуразрушенной памяти и только пуще разрушало её. Я так и видел, как напившийся нашего самодельного грога Каслри, ещё более злобный, нежели обычно, мечется по загону, мечтая изо всех сил, как могут мечтать только пьяные свиньи, чтобы эта сводящая с ума трескотня наконец прекратилась. Я увидел, как этот Каслри наконец издал оглушительный визг и обрушился на забор со всей своей мощью.
И тогда мистер Лемприер, коего и без того покачивало, не удержал равновесия и рухнул в небытие.
Там он, наверное, увидел много вещей, кои так долго старался не замечать. Он, должно быть, услышал там слюнявую болтовню, приближающуюся быстрым шагом, а затем, в какое-то мгновение, я полагаю, он должен был догадаться, что теперь уже ничего не избежать.
Рыба седьмая
Акула-пилонос
Христос, каббалистика а свиное дерьмо — О том, что случилось с лопатой любви — Галлюцинирующая история — Выход из положения — Классификация жировика — Йорген Йоргенсен — Реляция о победе при Ватерлоо — Новая миссия Йоргенсена — Обретение головы Вольтера — Поклёп на Гоулда — Вторая «Книга рыб»