Закончив оставшиеся изменения в салоне, молодой человек задумался, что ему теперь делать. Компаньонка, вероятно, ухаживает за больной старой дамой, и не следует мешать им и без приглашения подниматься наверх, в их комнату этажом выше. Может быть, представится еще какой-нибудь случай, утешал он себя, вопросительно глядя в переплетенную в сафьян книгу. Поэтому Адам вышел из виллы, твердо решив разыскать профессора Тиосавлевича, который, видимо, мог бы объяснить ему, где он оказался, кто такие на самом деле его работодатели, откуда прибыла сюда госпожа Наталия, а в первую очередь — кто такая та девушка.
На этот раз не задерживаясь взглядом на том, что можно было увидеть в саду, смахивая с лица паутинки, снова спотыкаясь о холмики земли над кротовьими норами и только краем глаза скользнув по глади утреннего пруда, он постучал в дверь павильона и, услышав приглашение войти, оказался среди всех тех странных предметов, которые застал здесь во вторник. Карта лежала на столе, над ней склонился костлявый мужчина средних лет, который орудовал то линейкой, то циркулем, а то брался за лупу, или вносил черной тушью треугольные знаки и цифры высоты над уровнем моря рядом с черточками, обозначающими рельеф, кривыми изогипс и обозначенных точками высот.
— А, это вы, новый член нашего небольшого семейства, — сказал профессор, выпрямляясь.
У него на шее на сыромятном шнурке висел компас, из нагрудного кармана рубашки торчал обкусанный мундштук трубки, брюки песочного цвета давно забыли, что такое складки, а на ногах были те же самые подбитые гвоздями ботинки. Держался он прямо, взгляд его был проницательным, а движения неторопливыми, но при этом не вялыми или ленивыми, а основательными. Создавалось впечатление, что ему известно, кто такой Адам Лозанич, что он здесь делает и зачем сейчас появился.
— Надо сказать, что это весьма редкая книга, она опубликована небольшим тиражом, судьба ее не обычна, она никогда не переиздавалась, и известно, что существует в менее чем десяти экземплярах, так что появление каждого нового читателя сразу бросается в глаза, — объяснил он.
— Надпись на фронтоне — это ваших рук дело? Я слышал, что и перголу с розами вы погубили. Каждый, кто здесь появляется, что-нибудь да испортит. И как вам только взбрело в голову переделывать все на свой вкус?! Прекрасно, просто прекрасно! — закончил он издевательски.
— Это имение вовсе не их собственность, они здесь обладают точно такими же правами, как и все остальные, включая глухую кухарку Златану и нас с вами... — возразил он уже более серьезно, услышав объяснение. — Молодой человек, мне не хотелось бы вас смущать, но не менее важен вопрос, насколько и сам Анастас Браница, создатель этого, несомненно, частного имения, обладал полными правами на всю территорию...
— Садитесь и слушайте! — профессор указал на свободный стул и принялся расхаживать по павильону, говоря все быстрее и быстрее. — Здесь, в окрестностях радиусом не более часа ходьбы, мы имеем следующее: доисторические времена, не вызывающий сомнений эллинизм, римскую эпоху, солидные византийские образцы, наше собственное Средневековье, находки из турецкого периода, из времени сербских миграций, и я уж не говорю о недавних веках. Все здесь как на ладони, слоями, куда ни ткнешь пальцем, обнаружишь следы прототекста
И Тиосавлевич принялся носить с полок коробки и коробочки, открывать их, подробно объяснять, что в них содержится. Адам Лозанич молчал, а перед ним разворачивалась погребенная под веками история.
— Окаменевшая ракушка. Малакология не знает столь хорошо сохранившегося образца этого вида. Поднесите к уху, и вы ясно услышите хриплый шум эона...
— Видите это слово? Скребло. Заключенное в камне, оно образовалось благодаря терпеливому откалыванию ненужного, но не за один раз, а на протяжении десятков веков... — достал он нечто похожее на примитивное лезвие.
— Гораздо более поздний период. Нам сейчас легко произнести палица, но некогда требовалось много времени для того, чтобы получить столь гладкую, совершенную форму, к тому же обладающую изрядной убийственной силой...
Фрагмент старинной погремушки: вместе с другими словами это могло быть заклинанием против сглаза или сил зла, — перечислил профессор несколько не связанных друг с другом слогов. — К сожалению, как я их ни вертел, чего-то не хватает, чтобы восстановить смысл...
— Деминутив, не особенно изысканный, но и тогда было принято ласково обращаться к самым маленьким...
— Ранний эллинизм, импортированная культура, получено, вероятно, в результате обмена. В настоящее время похожие предметы неправильно называют гривнами... — Тиосавлевич развернул бумажку с небольшим знаком сердечного расположения.
— Вы изучаете литературу, вот вам совершенно классический пример трагедии, кто-то кому-то довольно точно пересказывает первый эпизод «Орестеи» Эсхила. Плач принадлежит слушателю, но мне захотелось и его оставить...
— Отрывок ушел к какому-то римскому патрицию. Провинциальная школа, обилие общих мест. Однако имелись и отдельные, весьма высоко оплачиваемые составители эпитафий, восхвалений, шутливых песен, были даже и такие, кто специализировался в сочинении клеветы...
— Боевой клич легиона, идущего на штурм, свободно раскладывайте, у меня их целая когорта, голос за голосом...
— А это, как бы поточнее выразиться, слившиеся воедино вздохи мужчины и женщины в минуты сладострастия. С большим трудом удалось установить, что они относятся к раннему Средневековью, некоторые вещи не меняются от сотворения мира.
— Опять же, все это лишь начало, введение в дальнейшее. В прошлом году я обнаружил кладовку с более чем десятком тысяч слов из Megale hodos, или Via magna времен всех византийских династий от святого императора Константина, основателя славной Ромейской империи, до утратившего все несчастного Константина Драгаша Палеолога. Сначала мне не удавалось определить значение этих двусторонних слов, но позже я связал их с сочинениями мистиков восточной церкви, апокрифическими текстами, а также с латинскими источниками, в результате чего удалось установить, что здесь проходил так называемый Великий путь, тот самый, относительно которого существовало убеждение, что он ведет до конца, а значит, и до начала, до первого Божьего слова. Удалось ли кому-нибудь попасть туда и в каком направлении простиралась эта дорога, в настоящее время неизвестно. Но это собрание неопровержимо доказывает, что где-то здесь проходили паломники, может быть, целые процессии паломников. Вполне возможно, что поблизости находился и постоялый двор, у меня есть находки целых псалмов, цитат из Библии и молитв на сон грядущий, где, вот, в частности, сказано: «Не спешите, Священное Писание дано нам для понимания, а не для обычного чтения».
— Это житие, по-моему, принадлежит архиепископу Даниилу Второму. Нигде нет похожей редакции, но несомненно, что им одновременно пользовались кроме самого архиепископа еще минимум три дьякона... Судя по доносящимся из далей возгласам, которые обобщенно можно было бы назвать агарянскими, я датировал его 1307 годом, временем известного наступления пиратов на Святую Гору. Нетрудно представить себе, как Даниил, бывший тогда игуменом Хиландара, для поддержания боевого духа вместе со своими братьями молился в одной из келий или башен осажденного сада Богородицы.