что наглостью своею сердце ранят,
пришли в унынье. Ведь не зря молва
дошла до них о мощи Голиафа,
о дикой силе страшного копья.
Страшит бойцов гиганта злая слава
И жизнь им дорога ещё своя.
Язычник грозный в наглости своей
Израиль клял в долине сорок дней.
В войсках Саула дети Иессея –
три старших сына были на войне.
Пятёрку младших Иессей, жалея
пока решил оставить в стороне.
А Елиав, Аминадав и Самма
царю служили и земле родной.
Но, ни один из них, достойный самый,
не смел вступить с врагом в смертельный бой.
И не имел таких Израиль сил –
бойца, чтоб Голиафа поразил.
А младший сын Давид теперь был дома.
К отцу он от Саула возвращён.
Он пас овец в местах ему знакомых,
а царский двор давно покинул он. 3
Вот Иессей призвал к себе Давида
и говорит: «Хочу тебя послать
сейчас в военный стан, и там открыто
хлеба и зёрна братьям передать.
Ещё сыры с собою захвати –
начальника сырами угости.
О нуждах братьев и об их здоровье
узнай и всё подробно расспроси».
Давид овец оставил поголовье
и ранним утром с грузом был в пути.
К полудню подошёл Давид к обозу.
На склоне бодро строились войска,
готовясь отразить врагов угрозы.
Все знали, битва будет нелегка.
И над долиной, на горе крутой
Войска застыли – перед строем – строй.
Давид сложил в обозе груз домашний,
на сохраненье сторожу вручил,
а сам в ряды - узнать о самом важном,
родных проведать братьев поспешил.
Он с ними говорил, когда в долину
сошел, грозя языческий гигант.
Давид увидел мерзкую картину,
услышал оскорбительный накат.
Увидел страх в сердцах Израильтян,
накрывший войско, как густой туман.
И вопросил Давид у близстоящих:
«Что будет в царстве сделано тому,
кто эту гору чешуи блестящей
поучит уваженью и уму?
Кто снимет поношение с народа,
тому, кто это чудище убьёт,
которое под оком небосвода
хулит живого Бога и народ?
Да кто он – необрезанный злодей,
чтоб так позорить Бога и людей»?
Ему сказали: «Если кто погубит
единоборца мощного сего,
того Саул, как родича полюбит –
он дочь родную выдаст за того,
великим наградит его богатством,
от податей избавит отчий дом.
И знатным человеком станет в царстве.
И весь Израиль будет за него.
Но среди нас не сыщешь, видит Бог,
бойца, который с ним сразиться б мог».
А старший брат Давида рассердился,
когда услышал, что он говорит:
«Ты, вообще, зачем здесь очутился?
Сражения тебя прельщает вид?
Ты на кого овец немногих наших
оставил, в диких пустошах пастись?
Высокомерно говоришь при старших,
домой, я вижу, вовсе не спешишь»! 4
«Что сердишься? – Давид ему сказал, –
И говорить нельзя мне, Елиав»?
И продолжал он говорить с другими.
Звучали те же горькие слова.
Они язвили чувствами своими.
Их до Саула донесла молва.
И вот Давид стоит перед Саулом
и говорит царю: «Оставь печаль!
И, как бы жизнь Израиль наш не гнула,
Господь ведёт в сияющую даль.
Твой раб тотчас на смертный бой пойдёт.
Даст Бог – Филистимлянина убьёт»!
Саул сказал: « Не можешь ты сражаться!
Он воин с юных лет, а ты юнец.
За сотню Голиаф умеет драться.
К нему лишь выйдешь – тут тебе конец»! 5
Но, усмехнувшись, так Давид ответил:
«Твой раб овец отцовых в поле пас.
То приходил медведь, то льва я встретил.
Они овец таскали. И не раз
твой раб зверей могучих догонял.
из пасти их добычу отнимал.
Но если лев тот на меня бросался
то я его за космы крепко брал
И, как бы он мне не сопротивлялся,
я вора беспощадно убивал.
Со львом твой раб справлялся, и с медведем,
и с этим необрезанным сражусь.
Позорной смертью за слова ответит,
что здесь орал – такого не прощу!
Живого Бога воинство он клял!
Убью его, чтоб мир об этом знал»!
«Иди, – сказал Саул, – Господь с тобою.
Свои одежды юноше он дал,
надел броню и собственной рукою