Безбожники сестёр лишают чести!
Не совершай безумный этот шаг»!
Но он Фамарь и слушать не хотел,
схватил её, свалил, преодолел.
Не ведал, что творит в порыве страсти,
и грубо изнасиловал сестру.
Всю ночь был с нею на вершине счастья,
пришёл в себя лишь только поутру.
А утром посмотрел и содрогнулся,
сестры увидев побледневший лик.
Он понял, что к святому прикоснулся,
что за предел возможного проник.
И больше жизни девушку любя,
её возненавидел… и себя.
«Встань и уйди, – сказал Амнон Фамари.
«Не большее ли делаешь ты зло,
чем первое, свершённое в угаре,
когда желанье разум унесло? –
Фамарь спросила. Слушать не хотел он.
Сказал: «Вставай и вон иди теперь»!
И проводил лишь взглядом оголтелым,
когда слуга закрыл за нею дверь. 1
И яркие одежды, что на ней,
она разодрала в тоске своей.
Посыпав пеплом голову, рыдая,
она к себе домой вернулась днём.
«Твой брат Амнон с тобою был, я знаю –
сказал ей старший брат Авессалом.
Он понял всё, возненавидел брата,
Фамари же велел: «Теперь молчи.
Не сокрушайся сердцем об утрате
и о своём бесчестье не кричи».
Фамарь во всём послушалась его,
оставшись жить у брата своего.
Услышал царь Давид об этом деле.
Но к сыну он закон не применил,
хоть гнев его достиг того предела,
когда сдержать едва хватает сил. 2
Авессалом с Амноном не встречались,
но иногда, наведав царский дом,
они, не тратя лишних слов, общались,
не говоря, по сути, ни о чём.
Так время шло – ни мира, ни войны.
Прошли два года странной тишины.
Настало время у Авессалома
в Ваал-Гацоре стричь его овец.
На праздник здесь любимый, всем знакомый,
был приглашён Давид, его отец.
Но царь сказал: «Тебе мы будем в тягость.
Спасибо, сын, на праздник не пойдём».
«Так пусть Амнон со мной разделит радость, –
просил тогда царя Авессалом.
Он был настойчив с просьбою своей.
С ним отпустили царских сыновей.
В разгаре праздник стрижки. Блеют овцы,
катают кипы шерсти стригали.
Ликует над горой Ефрема солнце, 3
На праздничных столах дары земли.
Изысканные блюда, льются вина
и музыка рокочет и звенит.
Но из гостей никто не знает ныне,
какую тайну этот пир таит!
Не знает этой тайны и Амном.
Он ест и пьёт. Беспечно весел он.
Авессалом же отрокам покорным
сказал: «Смотрите, брат мой ест и пьёт.
Когда напьётся, пусть к нему проворно
один из вас без шума подойдёт.
Убейте брата. Ничего не бойтесь.
Ведь это я приказываю вам.
А за свою судьбу не беспокойтесь –
за преданность сторицею воздам»!
Амнон смеётся. Он и пьян и сыт.
Сигнал. Удар. Давидов сын убит.
Все сыновья царя, увидев это,
домой бежали. Потрясла их месть.
Они ещё в пустыне были где-то,
как до царя дошла лихая весть,
что всех его сынов убил безумный,
в позоре утвердившийся своём,
доселе рассудительный и умный,
его красавец - сын Авессалом.
Давид был страшной вестью потрясён.
И встал, и разодрал одежды он.
И все, кто с ним, одежды разодрали –
весь царский двор метался и вопил.
Но тут Ионадав сказал в печали:
«Амнона лишь Авессалом убил.
Пусть господин мой царь тоску о детях
оставит. Он опять увидит их.
И вскоре в дом отца они приедут
и царь обнимет сыновей своих.
И должен знать мой господин, мой царь:
Амнон повержен братом за Фамарь»!
И отрок, что в тот час стоял не страже,
поднял свой взор, и видит он вдали,
где по горам дорога петли вяжет,
идёт народ в поднявшейся пыли.
Ионадав сказал: «Как раб твой верный
предположил, вот так оно и есть!
Идут твои сыны к тебе наверно,
все живы и здоровы будут здесь»!
А вскоре, слёзы счастья не тая,
с отцом своим обнялись сыновья.
Но, рассказав отцу о смерти брата,
великим плачем плакали они.
Оплакивая горькую утрату
с отцом своим все траурные дни.
Авессалом же убежал к Фалмаю –
царю Гессура, деду своему. 4