Рассказывая о походах войск Абдулла-хана, Хафиз-и Таныш обычно указывает их маршруты. Иногда он дает также описание отдельных областей (например, Мавераннахра), городов (Бухары, Самарканда, Шахрисябза и др.), крепостей и других более мелких географических пунктов. Правда, в этой части автор не всегда самостоятелен. Так, описание Мавераннахра заимствовано им у Джувайни, описание Самарканда — у Хафиз-и Абру. Однако и в таких случаях к сообщениям источников наш автор добавляет и свои собственные наблюдения, хотя подчас очень скупые. Например, рассказывая о Бухарском вилайете, он пишет, что «в 993 [г. х.] благоустройство его возрастает с каждым днем»[65], что там возводятся различного рода сооружения; описывая Самарканд, он говорит о цветущем состоянии этого города в 995 г. х.[66].
Такие данные имеют большое значение и для изучения исторической географии, топонимики описываемых автором районов.
Большой интерес представляют также сведения, сообщаемые Хафиз-и Танышем о дипломатических отношениях Бухарского ханства с Россией и Индией. Они отражены в рассказах нашего автора о посольстве, направленном Абдулла-ханом в Россию, которое вернулось в Бухару в 991/1583 г., и в Индию в 993/1585 г., об ответном посольстве из Индии в Бухару.
Характеризуя стиль исторических сочинений, написанных в Средней Азии в XIII—XV вв., Е. Э. Бертельс писал: «Нужно всегда помнить, что произведения этого типа ставят себе отнюдь не только те задачи, разрешить которые стремятся обычно историки... Это — художественное произведение, наряду с информацией и определенным идеологическим воздействием рассчитанное и на эстетическое наслаждение»[67]. Эти слова применимы и к «Шараф-нама-йи шахи», которое является высокохудожественным историческим сочинением. В большей своей части оно изложено образным языком. Сочинение написано прозой, перемежающейся стихами, иногда рифмованной прозой; нередко о каком-нибудь событии, явлении автор рассказывает как бы дважды — сначала в прозе, затем в стихах. Рифмованная проза и изобилие стихотворных вставок делают произведение благозвучным, что отвечало вкусам высокообразованных представителей высшего общества того времени. В этом отношении сочинение нашего автора напоминает «Зафар-наме» Шараф ад-дина Али Йазди, однако сильно отличается от последнего значительно более сложной формой повествования.
Язык Хафиз-и Таныша труден по своему синтаксису из-за сложных оборотов и по своей лексике, ввиду образности, широкого использования средств художественной изобразительности. Даже когда Хафиз-и Таныш привлекает данные других авторов, он в ряде случаев излагает их в изысканной манере, создавая яркие, красочные образы. Примером тому могут служить рассказы нашего автора об Огуз-хане и об Алан-Гоа, взятые из «Джами' ат-таварих» Рашид ад-дина, где они изложены простым языком.
Хафиз-и Таныш редко пишет просто. Так, он никогда не скажет, что взошло солнце, а напишет: «Владыка звезд поднял вышитое золотом знамя для завоевания небесной твердыни»[68] или «Шах полчища звезд вывел быстроходного коня на арену голубого неба и обратил в бегство войско темноты»[69]; о наступлении весны он пишет: «Войско зелени и пахучих трав завоевало просторы садов»[70]; сообщая о чьей-либо кончине, он очень редко употребляет слово «умер», а прибегает к такого рода выражениям, как «отдал душу ангелу смерти», «переселился из этого мира в мир вечный» и т. д.
Хафиз-и Таныш широко применяет средства художественной изобразительности: эпитеты, метафоры, сравнения, гиперболы, аллегории. Он пользуется этими средствами для создания красочных образов и для выражения своего отношения к описываемым событиям и лицам, отражая взгляды Абдулла-хана. Так, положительные эпитеты (справедливый, правосудный, могущественный, славный, милосердный, храбрый и др.) применяются автором для характеристики Абдулла-хана, известных его предков (Абу-л-Хайр-хана, Шейбани-хана) и других представителей шейбанидской династии — сторонников Абдулла-хана, а также всего того, что относится к этому хану, например: счастливое стремя, победоносное знамя[71]. Врагов же Абдулла-хана автор наделяет такими нелестными эпитетами, как жестокий, грубый, тиран, проклятая толпа и т. п. Сефевидского шаха Исма'ила, который был врагом Шейбани-хана, автор называет сторонником дьявола, «путеводителем всех презренных людей»[72], а его сына Тахмаспа — «зачинщиком мятежа смутьянов»[73]. Сообщая о смерти того или иного лица, наш автор также выражает свое отношение к данному лицу. Так, о смерти Рустам-хана, дяди Абдулла-хана, он пишет: «Из бренного мира он направился в прекрасный вечный райский сад»[74]; о смерти Джанибек-султана он говорит: «Сокол его духа, исполненного милости божьей, вылетел из клетки его тела»[75], а о смерти шаха Исмаила он высказывается так: «Он покинул этот мир и поспешил в мир возмездия» (т. е. в ад)[76].
71
Определение «победоносное» почти всегда сопровождает слова «войско» и «знамя», относящиеся к хану.