Это были последние отголоски старого Стамбула – когда люди плавали на работу в город через Босфор, а жили тут, в деревне; в Азии.
Иногда на берегу попадались выгоревшие усадьбы. «Очинь-очинь старые дома» – перехватывал мой взгляд Мехмед. «Никто не живет. Но охраняет государство. Нельзя сносить! памятник деревянного зодчества».
Мы разбирали с подноса пробирки с чаем: «Земля дорогая здесь. Старый квартал – очинь престижно. Бизнесмены хотят строить новые дома – большие дома. Старые дома мешают строить новые дома! Бизнесмены нанимают плохих людей и плохие люди поджигают старые дома. Памятник сгорел – земля свободный. Турецкий бизнес полный вперед!».
Корабль развернулся и резко двинул поперек Босфора. Девушки в драпировках загомонили – мы шли под киль сухогрузу. Остальные пассажиры с любопытством смотрели, чем кончится дело.
Даже продавец чая поставил поднос и вышел к перилам.
Из нашей трубы вырвался ошметок черного дыма, раздался гудок и капитан прибавил ходу. Сухогруз тоже загудел, и от звука у меня заложило уши. На секунду показалось, что столкновение неизбежно. Но в последний момент мы проскочили – и пока улепетывали, мимо все двигалась черная стена в ржавых подтеках.
Когда сухогруз прошел, Азия осталась далеко.
Мы высадились на берег в Топхане. На пятачке у самой воды белел точеный павильон. Я вопросительно глянул на Мехмеда.
«Мечеть Нусретие» – он поднял палец к небу. «Знак победы».
«Над кем?» – убрал очки в футляр.
«Янычары!»
«Не понял?»
«Такая история!» – он засеменил впереди, размахивая руками, как будто хотел ухватить пустоту. «Ах, такая история!» – слышалось из полумрака. «Девятнадцатый век! Янычары делают в городе мятеж. Хотел еще деньги, еще власть хотел. Какой жадный! И султан Махмуд приказывал убить янычар, пушками убить»
«Но зачем, зачем?» – кричал я вдогонку.
«Как это?» – останавливался. «Столько лет вино, грабеж, разврат. Нихарашё-ё! Столько лет турецкая слава – турецкий позор. Плёхо! Надо смыть позор! Больше нет в Турции янычары. А мечеть есть. Нравится?»
Садовая беседка, увеличенная до размеров слона.
«Очень».
И мы шли под пальмы.
Через газон вела дорожка. За спиной остался Босфор, он светился голубым огнем сквозь черные лопасти пальм. Впереди по шоссе машины шли уже с горящими фарами. На этой стороне темнело быстро. Тень от холма падала на берег, и пока на заливе полыхал закат, здесь наступали сумерки.
Через дорогу приткнулась еще одна мечеть и я сразу узнал ее размашистые стабилизаторы. Не мечеть, а перевернутая чашка с огромными ручками. Паук на черных лапах.
Эту мечеть Синан построил в конце жизни. Ее заказал Кылыч Али-паша: итальянец, флотский адмирал. Говорят, когда он просил землю, султан Мурад махнул рукой на Босфор и паша приказал завалить пролив у берега землей и камнями.
Они-то и стали фундаментом для мечети.
Мы обошли здание по кривому переулку. На задах лепились сараи, тянулся забор, за которым маячила в потемках заброшенная деревянная вилла. Из черной трубы напротив бежал дымок: баня. Отсюда, сбоку было видно, что два полукупола вытягивают мечеть по центральной оси. И, может быть, размашистыми контрфорсами Синан просто хотел приглушить эту «затянутость».
Купол покрыли черными свинцовыми пластинами. Стабилизаторы, и те зашиты в металл. Говорят, на исходе века свинец в Стамбуле резко подешевел из-за английской контрабанды. И на нем просто перестали экономить.
«Моя первая мечеть Синана» – я погладил шершавый сальный известняк. Достал альбом, но рисовать оказалось темно.
Мимо катил телегу продавец риса, зажглись фонари, образуя в тополях чешуйчатые шары зеленого, как знамя Пророка, света.
«Сюда пойдемте пожалюста!» – крикнул Мехмед, высунувшись наполовину из каменной стены.
«Нет бога кроме Аллаха и Пророк его Мухаммед» – таков символ веры в исламе. «Ислам» означает «покорность». Языковеды говорят, что этим словом арабы обозначали «безоговорочное подчинение», «капитуляцию».
Бог есть творец всего сущего, видимого и невидимого. Он непостижим и не представим, и удален от мира на расстояние, помыслить которое невозможно. Радея о человеке, Всевышний послал закон, и сделал это через Пророка. Этические, социальные и религиозные предписания ислама заключены в книгу «Коран», что означает с арабского «Чтение». «Iqra!» – «Читай!» – повелевал архангел Мухаммеду в пещере.
Так по титрам и возникла эта книга. Стенограмма речи Бога, произнесенной в небесном кабинете и доставленная воздушной почтой на землю. В Коране много темных мест и неясностей. И это объяснимо, если представить как быстро сменяли друг друга божественные глаголы.
Аллах непостижим и непознаваем, он удален и невидим, и только девяносто девять прекрасных имен даны любомудрому человеку, чтобы снова и снова открывать Его красоту и величие. Искусно начертанные, они говорят о верховных словах, явленных Пророку в пещере. В память об этом каллиграфия или умение полагать слова на плоскость во всей красоте их рисунка считается в исламе важнейшим искусством.
Символ веры обрамляют четыре предписания: молитва, подаяние, пост и паломничество. Поэтому геометрическая проекция ислама представляет собой четырехконечную звезду с пятым элементом посередине.
Безоговорочное следование предписаниям составляет практический смысл ислама. Это его кинетика. Пять раз в сутки мусульманин должен совершать молитву, суть которой не только в славословии Всевышнего, но и в самом действии.
Раз в год с наступлением месяца Рамадана (который в зависимости от лунных фаз «вращается» в календаре) верующий соблюдает пост. От восхода до той поры, когда белую нитку не отличишь от черной, предписано не вкушать еды и не пить воду.
И, наконец, паломничество. Хотя бы раз в жизни каждый мусульманин должен сделать хадж в Мекку, где находится исламская святыня Кааба, или Черный камень.
Черный камень представляет собой фрагмент астероидного происхождения, заключенный в золотую оправу и помещенный в кубический саркофаг. Саркофаг установлен по центру двора мечети Пророка в Мекке, куда стекаются паломники со всего мира.
Черный камень – «материальная часть» ислама, доказательство Бога, которое можно потрогать. Реальное происхождение камня, действительно, космическое. История уходит в доисламские времена зороастрийцев. Камень был их святыней, но как это часто бывает, с приходом новой религии предмет старого культа «конвертировали», наполнив новым смыслом.
В космогонии ислама Кааба – пуп земли, омфалос, через который проходит вертикальная ось мира. Проекция Бога на земную плоскость. Все мечети выстроены по направлению к Каабе. Называется это направление кибла. Мечети нанизаны на него, как шашлык на шампур. Кибла, этот незримый луч, проницает мир ислама в любой точке планеты, определяя содержание мечети – и ее форму.
Прикладная функция мечети, то есть единственное, что от нее требуется, это дать максимальному числу верующих точное направление молитвы.
Эстетическая – выразить эту функцию через форму. Превратить религиозный вектор в архитектурное пространство. Свить вокруг пустоты луча каменный кокон.
Не столько указать путь, сколько показать его.
Главный объект мечети – михраб. Это полая ниша в стене, обозначающая направление на Мекку. Его часто сравнивают с христианским алтарем, что совершенно не соответствует прикладной функции михраба. Это знак или указатель священного направления, который, в отличие от алтаря, не имеет никакой священной ауры. Отмечая михраб небольшим куполом – или украшая стены вокруг изразцами – художники отдавали должное священному направлению, оставляя саму нишу демонстративно серой, полой, пустой.
В первые года ислама функцию михраба мог выполнять обычный камень. Традиция восходит к легендарным временам, когда Пророк после бегства в Медину установил на площади камень, указывающий на Мекку. Если под рукой не находилось камня – кода час намаза застал тебя, скажем, в пустыне – то михрабом служило копье. Определившись на местности, первые мусульмане очерчивали на песке контур молитвенного пространства, то есть, попросту говоря, план мечети на плоскости – втыкали копье на той стороне, где была Мекка – и свершали молитву.