— Это было поздно вечером. Я знаю, что было поздно, потому что я уже почти уснул. Я услышал несколько голосов.
— Голосов?
— Да, это были голоса тех братьев, что владеют амбаром, и еще один. Они строили заговор, рабби.
— Против императора?
— Нет, рабби.
— Ты был в амбаре?
— Нет, я был в «Золотом воле», дремал у очага.
— Мне казалось, ты говорил про амбар.
— Да, я знаю, но это было в «Золотом воле», ибо тем вечером я не мог добраться до амбара. Слишком устал. Так я услышал их разговор — хозяев амбара, которые пили в «Золотом воле», и отца Тадеуша.
— Ты уверен? Отца Тадеуша?
— Совершенно уверен. Как в том, что у меня нет ног.
— Возможно, это был сон.
— Лучше бы так оно и было.
— Или выпивка.
— Нет, все было отчетливо слышно.
— Что было отчетливо слышно?
— Голоса. А затем я тайком взглянул.
— И что?
— Они строили заговор, рабби, братья с отцом Тадеушем.
Рабби застыл и вдруг почувствовал, что полностью пробудился. Никаких следов дремы.
— Против нас, Карел?
— Да, рабби, — Карел понурил голову.
— Когда, Карел? — шепотом спросил раввин.
— Как раз перед вашей Пасхой, еврейской Пасхой. Будет пожар.
— Нападение перед Песах… — Раввин закрыл глаза. — А почему именно сейчас, Карел?
— Потому что, сказал Тадеуш, люди знают, что император позволяет евреям брать работу в городе, они могут быть, например, скорняками. Ведь мэр Майзель — скорняк, разве нет? А некоторые евреи — серебряных дел мастера, работают на итальянцев. Есть и кожевники. Кроме того, император позволяет выдавать вашим людям купеческие лицензии, и они могут покупать и продавать товары наравне с христианами. Потому что, сказал Тадеуш, нет для евреев лучшего места, чем Прага. Он говорит, что император терпит евреев, потому что занял деньги у мэра Майзеля на своих алхимиков, а значит, евреям будет еще больше благоволения, когда те два алхимика прибудут. Тадеуш говорит, что вы два года назад победили в дискуссии нечестными методами, что судей тогда подкупили еврейскими деньгами. Он говорит, что в Праге не продохнуть от евреев, что у евреев слишком много детей, что со времен крестовых походов все новые и новые евреи приходят сюда из Испании и Португалии, из Англии и Франции, из немецких земель, потому что оттуда их гонят, а здесь они под защитой. Тадеуш говорит, что скоро евреев уже не будут принуждать носить желтые кружки, а тогда люди не будут знать, кто есть кто, и вы сможете портить добрых христианских дочерей. Евреи будут все богатеть и богатеть, тогда как христиане обложены невыносимыми налогами из-за войны с Турцией.
— Достаточно, Карел.
— Тадеуш говорит, он сумеет поднять всех добрых христиан, чтобы они сожгли ваши дома, тотчас же убили ваших мужчин, продали ваших детей в рабство, разрезали животы вашим женщинам и засунули туда кошек, как делали в других городах.
— Больше ни слова, — Раввин встал и подошел к верху лестницы. — Перл, Перл, поднимись, ты мне нужна.
Перл, приправлявшая курицу для субботней трапезы,[34] отложила ее, вытерла руки о передник и быстро поднялась по лестнице.
— Йегуда, — сказала она, изучая лицо раввина, — муж мой дорогой, тебя что-то страшно потрясло.
Не будь там Карела, раввин немедленно заключил бы жену в объятия.
— Со мной ты всегда была в безопасности, правда?
— Ах, Йегуда, конечно же, правда.
— Чем ты сейчас занимаешься, жена моя?
— Готовлю еду к Шаббату, Йегуда.
— Вот и хорошо. Не стану тебя отвлекать.
Перл окинула супруга испытующим взором, затем повернулась и снова спустилась вниз.
— Что вы будете делать, рабби?
— Молиться, Карел. Молиться и поститься.
— Простите меня, рабби, но это все?
— Пойми, Карел, все, чего мы хотим, — это жить в мире. У нас нет оружия, нам не дозволено его носить, — раввин встал и начал расхаживать по комнате.
— Прошу прощения, рабби, я всего лишь жалкий старьевщик, у меня даже нет ног… Но в ваших книгах, в вашей Каббале, нет ли там заклинаний?
Раввин приложил палец к губам:
— Тише, Карел. О Каббале не следует говорить праздно и легкомысленно, делать ее темой непринужденной беседы. Она не для дилетантов и посторонних.
— Я слышал, рабби, что буквы вашего алфавита, манипуляции с цифрами, магические формулы…
— Дорогой друг, прежде всего Тора, всегда Тора, а затем для учащихся — Талмуд, если по странице в год… — рабби умолк и прищурился, — и только после многих, очень многих лет учения под руководством праведного человека, быть может, труды Каббалы для размышления и созерцания. Тора абсолютно, решительно запрещает магию.