«Думать? — внутренне возмутился астроном. — Я нанимал тебя не для того, чтобы ты думал».
Браге безумно захотелось вытряхнуть эту идею вместе со всеми остальными из этой узкой черепной коробки, поставить эту самонадеянную куклу на место. Со свойственной ему основательностью Браге дал юнцу настоящую работу, которая могла занять целую жизнь. «Занести на карту орбиту Марса? — тоном деревенского простачка переспросил тогда Кеплер. — Самое большее — семь суток». Семь суток, дьявол! Семь… нет, десять лет, если уж на то пошло. Все время держать его при деле, пусть трудится в поте лица, будь он неладен, — вот где ключ к успеху!
Алхимикам, вконец измученным после долгого путешествия на восток, хотелось побыстрее лечь спать. Он пробирались по усеянным рытвинами ледяным дорогам, ночевали на постоялых дворах среди разномастного сброда, что в изобилии шатается по большим и малым дорогам Европы. Студенты, которые попрошайничают, чтобы оплатить свои уроки, полуразорившиеся купцы, музыканты, жестянщики, игроки, — и всем им хотелось устроиться поближе к камину. Теперь, обосновавшись в просторных комнатах в особняке Розенберга, алхимики подвизались пользовать бургграфа, ибо Розенберг, сменив четырех жен, детей не имел. До сих пор ему прописывали применять бычьи яички, вымоченные в ведрах с сырыми устрицами. Но ни это средство, ни другие пока эффекта не возымели.
— Как я слышал, мы с вами разделяем страсть к механическим игрушкам. У Роджера Бэкона была говорящая голова, которая объявила: «Время есть. Время летит. Времени больше нет» — не так ли? А у кого был железный человек? У Альберта Великого?
Император понемногу подбирался к интересующей его теме. И начинал, как обычно, с легких росчерков лести и обезоруживающей невинности суждений.
— В особенности меня интересуют изобретения, связанные с устранением времени.
— Прелестные часы, — сказал Келли, с любопытством оглядывая императорскую коллекцию. Все часы специально перенесли сюда и расставили на столах по бокам от трона, ибо Рудольф не мог подолгу находиться вдали от того или иного сокровища. В особенности от тех жемчужин, которые в любое время могли осветить целое помещение. Император считал, что такие часы живут своей внутренней жизнью, а их свечение суть дыхание самого Бога.
— Да, я люблю часы, — признался Рудольф. Этот Келли не только его перебил, отметил император, но и опустил вежливое «ваше величество». Похоже, этот томный мерзавец хранит в недрах своего омерзительного существа дух бунтарства, хотя и держит его в кулаке. Широкая физиономия Келли сияла, точно маслом намазанная. Похоже, приписываемые ему спиритические способности не мешали ему в избытке поглощать окаймленное жиром мясо и густое, пенное пиво. «Проклятый алхимик как нить дать вознамерился спереть какие-нибудь часы из моей коллекции», — решил император.
— Известно, что вы, доктор Ди и мастер Келли, владеете древнеегипетским манускриптом, содержащим в себе тайны вечной жизни.
— Прискорбно ошибочный слух, ваше величество, — отозвался Ди.
— Чепуха! Он точен, как мой пинок, — и император отвесил пинка Йеппу, карлику Браге. Рудольф только что отметил, как Келли бочком пододвигается к хронометру, украшенному фигуркой негра из оникса и черного дерева, чей тюрбан был покрыт тончайшим слоем золота и усеян крошечными жемчужинами.
«О боже, — содрогнулся Браге, — мой мочевой пузырь начинает о себе напоминать. Не надо было пить за завтраком столько светлого пива».