- Конечно, помню! И у Аллабэллы был веночек из подснежников, когда они на рассвете после свадьбы пошли гулять по весенним просторам.
- Да, и у Аллабэллы, - согласился Алфейко, с удовольствием произнося имя возлюбленной Алеко. И, немножко помолчав, спросил: - А хочешь, я тебе завтра сплету такой же венок из подснежников?
- И я буду такая же красивая, как Аллабэлла?
- Ты и без венка красивая, Маняша... - Сказав это, мальчику почему-то стало жарко.
- Ты мне так никогда не говорил, - заметила ему тихо подруга.
Алфейко промолчал. Он и сам не понимал: что это с ним? А Маняша, затаив дыхание, ждала что он ей скажет ещё. Но Алфейко молчал, переживая горячее и немножко щекотное в груди новое чувство. А через несколько минуток сон всё-таки успокоил детей и они как всегда дружно засопели...
И вот, когда только-только заблестел снежок на горных верхушках и защебетали в голубом небе птички, только-только звонко засеребрился ручеёк возле леса и закопошились возле него пятнистые спинки оленят, только-только в дубовой роще раздались первые задорные звуки охотничьего рожка, а на горном лугу юная травка и первые цветочки, не успевшие ещё согнуться от росы, заблистали в лучах встающего солнца, Алфейко, Маняша и тётушка Друля собирали уже на лугу в лукошки подснежники.
Хоть они и разбрелись в разные стороны, но Алфейко всегда видел тётушку Друлю и Маняшу в белом платочке, к тому же слышал её голосок:
- Раз подснежник, два подснежник - будет парочка, - весело щёлкала подруга придуманную ею же самой считалочку. - Три, четыре, пять - и букетик положу опять! Шесть, семь, восемь - и в лукошко просим! Девять, десять, одиннадцать, двенадцать, но ещё не двадцать! Потому я буду рвать и считалочку считать...
А мальчик торопился побыстрее набрать лукошко, чтобы успеть сплести Маняше венок из подснежников, а потом, незаметно подкравшись к подруге, одеть его ей на голову. "Вот будет забавный сюрприз!" - не сомневался он и быстро прыгал от цветочка к цветочку, от лужайки к лужайке, от холмика к холмику...
А Маняшу было уже не видать. Вскоре и платочек её пропал. И голосок её становился всё тише и тише, всё дальше и дальше:
- ...будет парочка. Три, четыре, пять - и букетик положу опять! Шесть, семь, восемь - и в лукошко просим...
...и всё тише и тише, всё дальше и дальше... И в какой-то момент его совсем стало не слышно. Но Алфейко увлечённо прыгал и рвал, прыгал и рвал, прыгал и рвал...
Вдруг он поднял глаза - вокруг был лес. И сосны, похожие на лохматых великанов, грозно над ним загудели и тяжело зашатались. И помрачневшие берёзы, клёны, вязы тревожно закружили и замахали ветвями, словно укрываясь и отмахиваясь от чего-то страшного. И травка почернела, и задрожала. И ни капельки солнышка, ни кусочка голубого неба - тучи, одни плотные мрачные тучи. И ни одной птички, ни одного оленёнка или зайчонка, лосёнка...
Мальчик осмотрелся - его окружал тёмный, неспокойный, дремучий лес. "Неужели заблудился?" - в тревоге подумал он.
- Ау! - Но голос его оказался на удивление тихим и слабеньким, отчего сразу потонул в лесном недобром гуле. - Маняша! Тётушка Друля! - старался кричать он как можно громче, но было бесполезно: лес заглушал его крик.
И становилось всё холоднее и темнее. И сосны хмурыми исполинами напирали на него. И Берёзы, клёны, вязы всё круче и жалобнее гнулись, словно над ними издевалась какая-то невидимая, беспощадная сила. И хилые травки лежали на земле и мелко дрожали. И кустики трепетали. А гул всё усиливался.
Вдруг страшно затрещали сучья и отчаянно забились веточками о землю кусты. И повеяло ледяным дыханием. Алфейко поёжился и испугался.
- Ха-ха-ха-ха-ха! - вдруг услышал он чей-то очень громкий хохот, от которого стало ещё страшней.
Обернувшись, он увидел того самого неприятного человека во всём волчьем, с чёрными ушами на шапке, ужасными шрамами на лице и изогнутым в виде подковы, приплюснутым носом. За плечами у него был арбалет.
- Ах! - в ужасе воскликнул Алфейко. - Так это же Гурдин! - узнал он злодея. - Как же я не догадался об этом сразу после прочтения книги сказок о белых птицах!
А в руках Гурдин держал тоже книгу, чёрную и большую. Страницы её сами собой веером кружились то в одну сторону, то в другую, отчего ледяное веяние усиливалось.
- Ха-ха-ха! - хохотал злодей, задирая голову кверху, и лицо его было как никогда уродливым и зловещим: скулы и нижняя челюсть особенно сильно выпирали, а глаза безжизненно мерцали.
В миг он перестал смеяться и уставился тяжёлым взглядом на мальчика.
- Вот мы снова и встретились, Алфейко! Я пришёл подарить тебе самую лучшую книгу на свете. В ней три сказки о сером племени тьмы! - Голос его с властным торжеством разносился по лесу. - Тебе будет интересно узнать о нём и о непобедимых его воинах!
И страницы книги ещё быстрее побежали друг за дружкой, и потянулась во все стороны от книги тяжёлая серая морось. И все веточки и травинки, на которые она попадала, сразу съёживались, чернели и безжизненно никли.
- Но взамен этой книги, - повелительно продолжал он, - ты отдашь мне свой амулет!
Алфейко крепко сжал горячий талисман в ладони, и его тепло разлилось по всему телу, отчего мальчик почувствовал себя смелее.
- Мне не нужна ваша книга, потому что у меня уже есть самая лучшая книга на свете! - заявил он окрепшим голосом.
- Какая же это книга, про белого бычка? Ха-ха-ха! - злорадно засмеялся похожий на волка человек.
- Это книга сказок о белых птицах!
Гурдин перестал смеяться. Его лицо почернело. Нижняя челюсть затряслась. Изо рта показались клыки и закапали слюны. Он со злостью швырнул в сторону книгу, которая вдруг превратилась в большого чёрного ворона.
- Ка-р-р-р! - раздражённо крикнула птица и скрылась за деревьями.
Злодей со злобным выражением лица тяжело мотал головой, приговаривая:
- Зря, Алфейко, зря...
На что Алфейко кричал:
- Нет никакого серого племени тьмы! И нос вы свой расплющили о каменную глыбу "коварной черепахи" в битве с благородными спасателями доброго мира, я всё знаю!
- Зря, Алфейко, зря... Ты такой же, как твои родители - Амалия и Ярослав - эти упрямые, глупые люди, наивно верившие в добро, за что и поплатились жизнью, хоть и не просто было с ними справиться!
- Так значит, это вы виновник их смертей? - Алфейко почувствовал, как у него задрожали руки от ненависти к злодею.
- Я! Я! Ха-ха-ха! - загремел в ушах мальчика ненавистный голос.
- Я вас ни капельки не боюсь! Вас - жалкий и трусливый Гурдин! И в битве со спасателями доброго мира вы не завладели амулетом, и в битве с моим отцом - не завладели, и в битве с моей матерью - не завладели, и сейчас не завладеете, потому что добро всегда сильнее зла! И ваши минуты сочтены!
Алфейко понимал, что битвы не избежать. И она будет не на жизнь, а на смерть. И он жаждал её, чтобы отомстить за смерть отца и за смерть матери. И он действительно не боялся злодея, потому как Гурдин казался ему жалким, одиноким разбойником, гулять которому по белому свету оставалось считанные минуты, в чём он не сомневался. Более того, он был уверен, что злодей сам его боится!
Гурдин задумчиво щурился на мальчика, раздувал ноздри и скрежетал зубами. Казалось, он замышлял какое-то коварство, на что был большой мастер, как уже знал мальчик. Наконец, он змеиным голосом прошипел:
- Ну хорошо, несмышлёный молокосос, получай, что заслужил!
И с диким рычанием прыгнул на Алфейко. Мальчик успел отскочить, но человек-волк всё-таки расцарапал ему лицо и плечи.
На растопыренных пальцах его были когти. Изо рта высовывались клыки. И весь ощетинившись, рыча, и захлёбываясь лютой звериной злобой, он снова готовился к прыжку. Алфейко был наготове, держа кулаки перед собой. С лица его и плеч капала кровь, но он не обращал внимания. Они стояли друг перед другом - два непримиримых врага, - как день и ночь, как свет и тьма...