— Дети!
Другой голос! Это не крик Шантеклера!
Внезапно Петух-Повелитель чуть не потерял дар речи. На другой стороне поля он увидел свое отражение. Он увидел чешуйчатого, змееподобного Кокатрисса.
— Дети!
Кокатрисс распростер свои широченные крылья и взмыл в воздух. Он кружил все выше и выше, а за ним извивался хвост — пока не оказался прямо над сражающимся Хорьком. И тогда он кинулся вниз.
— Джон Уэсли Хорек! — пронзительно взвизгнул Шантеклер.
Хорек увернулся. Но Кокатрисс едва коснулся земли и снова поднялся вверх. И снова он набрал высоту, остановился и камнем бросился на Хорька. Он целился хвостом, торчащим снизу, будто жало.
Джон Уэсли боролся. Он метался взад и вперед. Теперь ему было не до сражения — только бы убежать, увернуться.
Молнией обрушился Кокатрисс. Его хвост задел Хорька, оставив на боку рваную рану; и снова взмыло чудовище в белое небо.
Хорек бежал что было сил. На поле брани он был как на ладони. Негде укрыться. Некогда закопаться. Только бежать, уворачиваться и снова бежать — в то время как Кокатрисс уже в третий раз извергается с криком. Внезапно Хорек почувствовал, что вымотан до предела. Он подумал, что вскоре рухнет и не сможет двинуться с места.
Животные и василиски прекратили сражение. Василиски потому, что непоправимо поредели их ряды и оставшиеся сползали к реке. Животные потому, что ужаснулись представшему перед ними. Беспомощно наблюдали они за смертельной схваткой.
Случайно Шантеклер взглянул направо. Там, далеко-далеко, он увидел несущегося Мундо Кани. Земля летела у него из-под ног.
— О, скорей же» Пес! — воскликнул Петух-Повелитель. — Беги! Беги!
Мундо Кани спешил на помощь.
Вновь Кокатрисс стрелою ринулся с небес. Хорек метался по полю, резко меняя направление, стараясь сбить с толку врага. Но если труднее было камнем падающему Кокатриссу, то труднее было и Псу. Мундо Кани бежал изо всех сил. Он уже вдвое сократил расстояние. Но как ему было поспеть за судорожными зигзагами Джона?
— Куст Рассела! — на бегу прорычал он.
Джон Уэсли застыл как вкопанный, удивленно глядя на Пса.
— Беги! — взвизгнул Пес. — О, Джон, беги!
Кокатрисс стремительно приближался.
Хорек побежал. Это был внезапный, судорожный, петляющий рывок. Он бросил взгляд на Пса, оценил его скорость и уставился туда, где должен был быть куст.
С крыши Курятника Шантеклер видел чудовищно стремительного Пса и юркого Хорька, приближающихся друг к другу. Наконец они встретились, и Хорек пропал из виду. Кокатрисс врезался в кучу земли.
Мундо Кани широкой дугой обежал поле и возвращался в лагерь.
— Домой! Домой! Возвращайтесь домой! — снова возвысил голос Шантеклер, дабы скомандовать отбой. — Домой! Домой! Домой! Домой! Домой!
И они возвращались. Лохматые, хмурые, спотыкающиеся, и далеко, далеко не все они возвращались. Невообразимо уставшие, они тащились, еле переступая ногами; уходящие сейчас более от полного истощения, нежели от врага; оглушенные, они возвращались назад — и впереди был Пес. Они взобрались на стену и повалили в лагерь; промокшие, жалкие, унылые — и живые.
День был на исходе. Жаркий день почти подошел к концу. Близилась ночь. Повсюду на лагерном настиле валялись выдохшиеся животные, слишком утомленные, чтобы даже осознать, что победа на их стороне. Они спали и не спали. Просто они были здесь, вот и все. Недвижные.
Шантеклер, по-прежнему с высоты Курятника, вглядывался в них и поражался, как же все-таки он их любит. Напряжение дня отпустило его, оставив в душе лишь нежность к животным.
И, продолжая смотреть, он услышал очень слабый, но полный горечи голосок у самого Курятника. Голосок просил:
— Вели Псу отпустить меня. Джон промок, весь промок.
Шантеклер не смог сдержать глупый смешок. Затем уже более степенно сказал:
— Мундо Кани, на сегодня все, ты разве не знаешь?
— По-разному можно укусить Хорька,— сказал Хорек и лишился чувств. Он был похож на мокрую тряпку, свисающую по обе стороны Псиного рта. Кровь капала с кончика его носа и с хвоста.
— Ты стоял здесь все это время? — удивился Шантеклер, ибо животные уже довольно давно собрались в лагере.
Мука застыла в глазах Мундо Кани. Они скорбно взирали на Петуха-Повелителя. Кому известно, с какой нежностью Песий язык вылизывал рану Джона Уэсли?
— Ну?
Пес осторожно положил Хорька на землю и вздохнул.
— Шантеклер!
Крик вонзился в него, будто железная стрела.