— Пертелоте, я не...
— Позволь мне закончить, Шантеклер! Вместе с Нимбусом, позволь закончить прямо здесь! Он последняя жертва, самая бестолковая! Никто не знает, кто этот Нимбус. Ладно, тогда он дитя мне — мой муж и мой отец. И он все, что я хочу иметь!
Шантеклер неловко попытался обнять ее крылом.
— Не надо так говорить. Не сейчас.
Но Пертелоте вырвалась.
— Отойди от меня, ты! Ты уже бросил меня. Да! Ты отправился сражаться с Кокатриссом, мой Повелитель. Ты уже мертв. Да! Так! Я иду оплакивать Нимбуса.
Она побежала сквозь тьму. Шантеклер не пытался остановить ее, он даже не последовал за ней. Но голова его запрокинулась, и он издал вопль, полный боли:
— Пертелоте!
Пертелоте тут же рухнула, будто подстреленная. И прямо там, лежа в грязи, разрыдалась во весь голос. Плач рвался из ее души, будто корни из земли, и Пертелоте кричала:
— О Шантеклер!
И тогда он подошел к ней, и на этот раз она позволила поддержать себя. Среди множества черных силуэтов на поле брани они казались единой, ничтожно малой, чужеродной массой, но то была живая масса — в этом заключалась разница.
Казалось, прошла эпоха, прежде чем Шантеклер заговорил:
— Пертелоте, я люблю тебя.
— Я больше так не могу, — сказала она кротко, своим собственным голосом. — Дважды я вижу василисков. Дважды разорение. А Кокатрисс — он никогда, никогда не уйдет. Я устала, Шантеклер.
— Так же, как и я, — сказал он.
— Я думала, мы победили сегодня. Но я думала, что победила еще девять месяцев тому назад, когда плыла по реке. Свадьба и наши дети — я думала, это победы. Но Кокатрисс вернулся, он возвращается и возвращается; и теперь ему нужен ты, и ты тоже. И на этом конец.
— Именно так.
— Да, но что за конец? Ты умрешь, и что потом? О Создатель, лучше б мне умереть год назад.
— Пертелоте, нигде не написано, что я обязательно должен умереть.
— Ты так говоришь. Ты так говоришь. Шантеклер, ты никогда не приближался к Кокатриссу. Помоги мне Создатель, я — да.
На это Шантеклеру ответить было нечего. И он промолчал.
Она спросила:
— Кто такой Уирм?
Шантеклер искренне ответил:
— Я не знаю.
Пертелоте усложнила вопрос:
— Зачем существует Уирм? — сказала она.
К удивлению Курицы, Шантеклер рассмеялся.
— Спроси меня, зачем существует нос Мундо Кани, — сказал он. — Мне неизвестно, зачем этот башмак явился миру, но он существует. Я не знаю, Пертелоте. Я не знаю.
— Что есть Уирм?
— О Пертелоте. Разве я видел его? Разве известны мне мать и отец, его породившие? Разве сообщил он мне, каков он с виду и какова его цель? Разве Создатель объяснил мне, что живет под нашими ногами или почему он допустил ему быть? Я спрашивал не раз, видит Создатель. Но Он молчал. Уирм существует. Как я могу ответить, что он такое?
— Помимо всего прочего, с чем мы сражаемся, есть Уирм. Помимо василисков. Непостижимее даже Кокатрисса — Уирм.
— Похоже, так оно и есть.
— Тогда мы сражаемся с тайной, — сказала она,
— Да, — сказал он.
И она сказала:
— Шантеклер, я так безумно устала.
Расплывчатый свет над рекою заколыхался и, казалось, приобрел очертания — ухмыляющиеся, самонадеянные рожи, вздымающиеся над водой. На фоне этого нечестивого света Пертелоте увидела силуэт Шантеклера. И мысли ее были теперь не о себе, но о нем, ибо она увидела, как низко склонилась его голова. И Пертелоте стала другой.
— Шантеклер?
— Что?
— И я тебя люблю.
Теперь Петух-Повелитель обнял ее по-настоящему и так крепко, что она крякнула.
— О Шантеклер, у меня так мало веры,— сказала она.
— Но ты же пришла на это ужасное место, — возразил он. — Кто еще отправился за мной?
Она пыталась заглянуть ему в глаза, но потерпела неудачу. Лишь его гребень, подобный короне, был виден на фоне речного света.
— Ты прощаешь меня?
— Ах, госпожа с пламенеющей грудкой, чьи песни, словно музыка сфер, госпожа, что рыдает и снова поет и навечно обречена терпеть, — она спрашивает, прощаю ли я. — Он нежно тронул ее. — Что-нибудь еще, Пертелоте? Я прощаю.
— Ты будешь завтра сражаться с Кокатриссом? — спросила она.
Похоже, она решила все расставить по своим местам, заставив его говорить об этом: это был прямой вопрос.
— Да, — сказал он.
— Это возможно?
— Это будет. Я не намерен возвращаться в лагерь, пока не сражусь с ним.
— Ты выбрал против зла.
— Я выбрал.