Что, в конце концов, собирается делать этот Пес? Что такого могло произойти снаружи, что невозможно было бы сделать в Курятнике, и сделать лучше? Убийство везде убийство. Оно в публике не нуждается. Шантеклерова вспышка раздражения сменилась явным недовольством; и, несмотря на боль, он сделал попытку извернуться, прошить горло Мундо Кани острием Тесака; но попытка оказалась безуспешной. Шантеклер отказался от нее и огляделся вокруг.
Гляди-ка! Его собственные животные — животные, ради которых он насмерть бился с Кокатриссом, животные, коим он был Повелителем и властелином, — они выстроились по обе стороны от Мундо Кани и глазели на это унижение!
Так что же собирается делать этот Пес?
Сначала животные только смотрели в изумлении, просто ошеломленные, и ни один из них не попытался помочь своему Повелителю или хотя бы выразить сочувствие. Они разевали рты, а Шантеклер мучился. Что была его смерть? Зрелище для любого зеваки?
Но затем выскочил Тик-так, Черный Муравей. Возможно, долгое напряжение этой войны вконец повредило его манерам, его воспитанию, его солдатской выдержке. Или, может, столь невероятная близость Уирма и реки освободила чувства. Как бы то ни было, при виде этого зрелища Тик-так разразился безумным хихиканьем. У него не было подобных намерений. Как только хихиканье вырвалось наружу, он остановился и погрузил в пыль свою крохотную черную головку. Но его маленькое тело сотрясалось, и хихиканье все равно вырывалось наружу.
С этого хихиканья все и началось. Как по команде, тысяча черных муравьев сломали свои ряды, и все они до одного тоже принялись хихикать. И тогда захихикали многие животные. Они как могли скрывали свое хихиканье. Они стыдились его. Но поделать ничего не могли и продолжали хихикать.
Голова Шантеклера, его гребешок и бородка мешком свисали с одной стороны рта Мундо Кани. С другой стороны торчало гордое знамя его хвоста. И Мундо Кани очень высоко держал свою голову со всеми этими украшениями.
Но хихиканье оказалось лишь прелюдией грядущих событий. Оно оказалось брешью в мощной крепостной стене; и коли отыскалась эта брешь, не заставил себя ждать и прорыв. Прорвало животных. Они трясли головами, пытаясь сбросить с себя наваждение, их переполняло сознание вины, но, совершенно от себя независимо, они взорвались. Они расхохотались.
Шантеклер больше не был раздражен. Он был уничтожен.
— Ты, мешок! — кричал он; и боль, пронзившая его с этим криком, доказала, что эта нелепая поездка вовсе не сон.
Но Мундо Кани не обращал внимания — ни на ярость Петуха-Повелителя, ни на окружавший его со всех сторон безумный хохот. Он уверенно продолжал свой путь к стене.
— Да что за дьявольщина творится с вами? — изрыгал Шантеклер из своей перевернутой головы.— Я вам велел убираться! Не меня убирать!
И он закашлялся.
Боль отступила на задний план, позор мучил Петуха куда сильнее. О, он готов вынести любую боль, только бы вбить несколько крепких, кровью пропитанных слов в башку этой возмутительной дворняжки!
Повсюду вокруг них животные валились от хохота, не в силах удержаться. Хорьки бились в судорогах и катались по земле. Выдры ерзали на спинах, лягая воздух и держась за бока. Овцы ухмылялись уголком рта. Свиньи опускали глаза и мерзко рыгали. Утки и гуси подняли дикий гогот, и даже куры — подумать только, куры! — куры кудахтали, как дуры набитые!
Весь лагерь трясся и хихикал, орал, ревел, фыркал и хохотал. И они больше не стыдились этого! На самом краю величайшего бедствия они все обезумели. А Мундо Кани, с пастью, набитой Петухом-Повелителем, с высоко поднятой и целеустремленной головой, не обращал на это ни малейшего внимания.
Но Шантеклер — чем хуже ему было, тем лучше он чувствовал себя. Он горячо молил о возможности пинать некий нос, пока тот не распухнет до размеров дерева. Он был готов. Во имя Создателя, ради мести он снова был готов к жизни!
— Эй! Ты, сундук! Есть разные способы носить Повелителя среди его животных!..
БУМ!
Вода поднялась прямо над краем стены — волна, что заслонила небо, а затем отступила.
319
Глаза Шантеклера вылезли из орбит. Он замолчал. Животные тоже враз притихли перед исполинской волной и близостью ее сокрушающей мощи.
Только Мундо Кани остался невозмутим. С той же скоростью он шел прямо к стене. И когда он достиг ее, то без малейших колебаний вскарабкался наверх.