…Чаша с мутноватой жидкостью… Глоток… Вкус терпкий, немного солёный и холодный…
Маркус поднялся с колен. На его обнажённое юношеское тело надели белый хитон с изображением Великого Змея, вышитого золотом по краю.
Сосредоточенная тишина и слова клятвы:
«Прощай, старая жизнь. Здравствуй, Свет. Я готов идти туда, где не видно звёзд, чтобы взять то, что нужно мне. Моя клятва верна, мои помыслы объяты светом, мои руки способны держать знания. Я – сын Света, идущего вперёд и имя мне Собиратель».
«Ступай и ищи».
Масалья
Халялейя
Она умирала.
Во всяком случае, ей так казалось. И было в этой иллюзии смерти бесконечное блаженство, наслаждение мигом свободы в мире полноты, изнанки привычной жизни. Ей казалось, что она лежит в тёплой-тёплой воде и смотрит сквозь неё на солнце. Всё существо её стремилось к его свету: необжигающему, благодатному и вечному, но тот ускользал, словно говоря: «Всё это твоё, глупая, но не сейчас – после». Она плыла в мировом потоке, как рыба. Нет, она была ей. Водоросли-мысли касались её боков, соскальзывали по чешуе, и оставались позади. Ровное и спокойное течение убаюкивало, растворяло. Поток вымывал всё лишнее и ненужное, лишнее и ненужное, лишнее… всё…
В тот момент окончательно порвались нити, связывающие Масалью с окружающим миром. Она ощутила себя пылинкой, которую ветер возносит, рвёт на части, вновь складывает в одно, поднимает всё выше, выше, через небесную скорлупу – дальше, в чёрную бездну Последнего Океана, раскалываемую пополам долгожданным звуком – младенческим криком. И этот крик вырвал Масалью из потока. Она рухнула в темноту и та упруго вытолкнула её обратно в телесный мир.
Она рожала на свет дитя – воплощение её смысла жизни. В тот момент она почувствовала весь его жизненный путь, каждую слезу радости и крик падения. Разноцветные ленты смыслов слились в сверкающий клубок: нестерпимо яркий, переливающийся. Она кричала и билась, свет обжигал и пульсировал болью. Было жарко и холодно, и больно, очень больно, как никогда до того. И тихо, только горячее дыхание, и больно, опять больно…
Темнота сжалилась и поглотила женщину.
– Благодарю тебя, милосердный Менглу, – улыбнулась Масалья.
Тот, кого назвали Менглу, высокий, тощий старик в пыльном балахоне, подошёл к ложу и склонился над ребёнком.
– Когда-нибудь ты проклянёшь меня, – медленно проговорил он.
– Ты странный человек, Менглу.
– Я старый человек, Масалья, очень старый, – усмехнулся он и тихо вышел из лачуги.
Масалья задумалась.
Она пришла сюда несколько лун назад. Ей было видение: путь лежащий на юг, в страну, где живёт старик с глазами змеи. Бежавшую из дома Масалью подобрал в степи пастух, ехавший на юг для записи на службу в романские вспомогательный когорты3. Приняв, и не без оснований, Масалью за умалишённую, он помог добраться ей до Халялейи. Масалья знала куда идти. Каждый раз во сне она видела полуразваленный глинобитный дом и старика. Тот сидел в тени у стены, скатывал из хлебных мякишей и варёного гороха шарики, отправлял их в свой беззубый рот, молча смотрел на неё и ждал.
Из жизни сирийца-пастуха Масалья исчезла так же внезапно, как и появилась. Просто однажды утром он не обнаружил её, как обычно спящей у костра. Пастух не особенно расстроился. Он выполнил свой долг перед богами и не прогнал бродяжку-сумасшедшую там в степи, а теперь боги решили избавить его от этого груза. Масалья, ведомая своим фаросом4 добралась до жилища Менглу. Здесь, в бывшем хлеву, на подстилке из травы и обрывков овечьих шкур она родила.
От мальчишки, который приносил из ближайшей деревни еду, Масалья узнала, что старик пришёл сюда откуда-то с Востока уже много лет назад. Местные прозвали его Видящим. Почитали, как прорицателя и колдуна, а чаще просто боялись. И, кажется, было за что…
Масалья осторожно поднялась на ноги и вышла из лачуги. Старик сидел на земле и что-то невнятно бормотал, кажется пел.
– Менглу, почему ты так сказал?
Старик замолчал, разглядывая холмистую равнину перед собой, потом поднялся и ушёл.
Путь скорпиона. Начало
Понтиус Метатель5 стоял среди колонн дворца Эродеса6 и оттуда, сверху, смотрел на лежащий перед ним город. Была ночь. Кажется, и небо и земля были слеплены из одной чёрной глины. Слабые огоньки улиц. Далёкие голоса – как рукой по шёлку и снова тьма и тишина. «А вдруг ничего этого нет? – подумал мужчина. – Ни города, ни мира – есть только это вечное безмолвие. Дома, башни, храм, люпанары7, площади – всё это баловство богов и нет числа их обманам». Он вздрогнул. Изысканная туника и лёгкий плащ плохо согревали тело. «Что я здесь делаю?» – этот вопрос он задавал уже не раз. Причина его отъезда из Эгипта оставалась загадкой и для него самого. Сколько бы не уверял его посвящённый в Собиратели, но Метатель не верил в пришествие Чужеземца. В эгиптских книгах рассказывалось о визитах Неспящих, но Великий Орфей, это было так давно. К тому же книги тоже писались людьми…
3
Когорта (лат. сohors – отряд, группа людей), подразделение легиона численностью около 600 человек. Кроме когорт, состоящих из римлян, были вспомогательные когорты (auxilia), в которых служили представители покорённых Римом народов и союзники.
4
Фарос, маяк, построенный на одноименном острове под египетской Александрией. Здесь – нечто, указывающее путь
5
Прозвище Пилат (Pilatus)по-видимому произошло от слова дротик (лат. рilum). Тяжёлое метательное копьё пилум было одним из основных оружий римского легионера.
6
Ирод I Великий (лат. Herodes), царь Иудеи. В его правление в Иерусалиме был построен роскошный дворец, использовавшийся после его смерти как резиденция римских чиновников, управляющих страной.