Иннокентий спускается под землю
Иннокентий спускается в мрачный подвал,
Подземелье наполнено смрадом.
Он желает устроить большой карнавал,
Предваренный военным парадом.
Иннокентий в раздумье обходит углы,
Шевеля стеариновой свечкой:
"Здесь прекрасные дамы стройны и смуглы,
Будут в карты играть перед печкой…
Кирасиры своим сапогом топоча,
Их на вальс пригласят неуклюже…"
Зашипела и вовсе угасла свеча.
Иннокентий шагает по луже.
Он рукою скребет по осклизлой стене,
Он зовет громогласно и внятно:
"О прекрасный Панкрат, поспеши же ко мне
И открой мне дорогу обратно!"
Старый дворник Панкрат сильно пьяный лежит
И призыву из мрака не внемлет.
Высоко в небесах черный ворон кружит,
Ревматичные крылья подъемлет.
Иннокентий на заводе
Иннокентий глядит на токарный станок,
Восхищенный вращеньем детали.
Искрометная стружка летит между ног,
Раздается визжание стали.
Одинокие токари ходят гурьбой,
Аромат источая мазута;
Иннокентия видят они пред собой,
Назревает кровавая смута.
Иннокентий от них отбиваясь сверлом,
За переднею прячется бабкой.
Он под самую крышу влезает орлом
И кидает в них норковой шапкой.
Отродясь не бывало такого в цеху —
Токарь шапкою наземь повержен.
Иннокентий, как птица, парит наверху,
Вероломством рабочих рассержен.
Там, где пели станки, — все в руинах лежит.
Иннокентий безмерно страдает.
Он то волосы рвет, то куда-то бежит.
На плече его ворон рыдает.
ДВЕ БАСНИ
№ 1
Кривой Ефрем пошел купаться в пруд;
Но пруд был крут.
И наш Ефрем, не видя дальше носа,
Упал с откоса
И вмиг остался без хвоста.
Мораль сей басни непроста:
Не зная женскую породу —
Не суйся в воду.
№ 2
Одна лиса жила в дупле березы.
Пришел медведь
И начал ей глядеть.
Потом ударили морозы.
Замерзло все.
Лиса ушла в кредит.
Медведь же вмерз в дупло
И до сих пор глядит.
Мораль проста:
Не будь, как тот медведь.
Пришел — так нечего глядеть.
ИЗ ЧРЕЗВЫЧАЙНО ДРЕВНЕГО ГРЕЧЕСКОГО
О Диоскурия — мне стан прекрасен твой.
Люблю тебя в минуты наслажденья,
Когда вокруг цветет сорняк и хвой,
Я всю тебя объемлю без движенья —
И, Диоскурия — мне стан прекрасен твой.
Тебя узрев, я был еще юнцом,
Вострепетал; и даже крался ночью,
Чтоб впредь, к лицу прижавшися лицом,
Узнать восторг — и зрить твой стан воочью …
Тебя узнав, я был еще юнцом.
Что в том, что Кронос крутит циферблат,
Что борода в лице моем пробилась?
Я рос — и познавал тебя стократ;
Я познавал — и сердце сладко билось —
Что в том, что Кронос крутит циферблат?
Сколь много раз я к сердцу прижимал
Твоих ланит прекрасных мрамор дивный;
О персь твою я грудь себе сломал
И бедрами себя членовредил я —
Их много раз я к сердцу прижимал.
Но, Диоскурия, я все же вечно твой.
Чудесно наше дивное слиянье.
Я страсть с тобой изведал и покой;
Пусть мне твердят, что ты лишь изваянье;
Пусть, Диоскурия. Я раб навеки твой.
ИЗ АЛЬБОМА А.К
Верю я, что сбудется предвестье,
Мной предвосхищенное в мечтах;
И пройдет по тихому предместью
Лев Толстой в оранжевых портах.
И Тургенев, дурь смешавши с дрянью,
Дружески прошепчет в ухо мне:
Чу, смотри — Есенин гулкой ранью
Поскакал на розовом слоне.