Он обнимал меня с такой нежностью, с какой в ладонях отогревают до смерти напуганную пичугу, а я, прильнув к его груди, прислушивалась к звукам, которые лились в этот мир, рядом с биением его сердца.
– Просто не нужно задумываться, – объяснил он однажды, когда я спросила, как это у него выходит – петь утешительные песни без слов, песни, которые никогда не были и не будут записаны.
– Отключи голову, следуй за картинками, возникающими в сознании, и воспроизводи голосом. Не ищи слов, способных вместить боль и слезы… Найди себе место и пропой его.
– Скоро будем на месте, – произносит отец успокаивающе.
Он сидит позади меня. Мы всегда так сидели: отец греб, а я держал между ног ловушки для омаров.
Ируаз, свирепое море, сейчас спокойно, оно блестит с тем полупрозрачным, синевато-металлическим отливом, который свойственен Атлантике лишь перед самым закатом. Я чувствую лучи солнца на спине, такие теплые и ясные, как прямо сейчас в этой комнате…
Прямо сейчас? Как это прямо сейчас? В какой еще комнате?
Мост. Запах смолы. Чувство падения, все ниже и ниже; и пластина из стекла надо мной. Рука, которая отпускает меня, когда я тону. Страшные воспоминания уходят и развеиваются, как дым. Должно быть, я задремал и видел сон. Такое случается иногда, пока мы катаемся на синей лодочке. Зимой она стоит на ребре за садовой стеной Тай Керка, дома Мало недалеко от Мелона, стоит и ждет, когда в безветренные зимние дни Папи Мало или мой отец Иван законопатят ее. Все остальное время она на воде.
Я чувствую теплый свет на моих руках, ногах, повсюду на коже, сонливость и невероятную благодать. Такое ощущение, будто какая-то тень со вздохом соскальзывает от меня в воду и тихо удаляется.
Все легко и мирно. Как в первый день каникул, когда предстоящие два месяца без занятий кажутся невероятно долгими, бесконечными, как высокое голубое небо.
Я оборачиваюсь к отцу, он улыбается мне, и я снова гляжу вперед.
Очень тихо.
Где же ветер? Где плеск волн о песок или камни? Почему небо так неподвижно?
Все это обман.
И тут я понимаю, чего недостает. Привычного абриса берега. И островов. И еще маяков. Они исчезли.
Этого не может быть. Ни одно море так густо не усеяно маяками, возвышающимися прямо из воды, на островках и огромных гранитных валунах, как суровое море Ируаз у западного побережья Бретани, там, где воды пролива Ла-Манш сталкиваются с атлантическими волнами Кельтского моря.
Но где же маяки? Жюман, Пьер-Нуар, Ля Фор?
Где острова, Молен и Уэсан, за которыми, как гласят древние легенды, начинается бесконечность?
– Скоро будем на месте, – объясняет отец.
Я поворачиваюсь к нему, он курит сигарету без фильтра, курит, как обычно, зажав ее между большим и указательным пальцем, однако запах дыма на удивление слаб. Лицо отца – лицо моря. Абсолютно спокойное, привычный взгляд устремлен вдаль и видит бескрайние просторы, которые ночью кажутся беспросветными и бесконечными, а днем представляются огромным, движущимся, дышащим существом.
На отце рыбацкий свитер в сине-белую полоску с тремя кнопками на левом плече, застиранные джинсы и никаких носков. Иван Ле Гофф с апреля по октябрь всегда носит обувь на босу ногу.
Без носков он был и в тот день, когда умер.
Больше тридцати лет назад.
Я вскочил, так что лодка начинает качаться, отступил от отца подальше, за скамейку.
Мой отец утонул в возрасте сорока двух лет.
Когда мне было тринадцать.
Он мертв!
– Ты умер, – шепчу я. – Я был с тобой, когда все случилось.
Мой отец ничего не отвечает, он гребет дальше. Голубая лодочка бесшумно скользит по мертвой зыби.
Я же был с ним.
Мы вышли в море, чтобы проверить ловушки, шли вдоль буйков. Был разгар сезона ловли омаров.
Потом отец сел спиной к открытому морю. Обычно он так не делал. Это первое правило бретонских рыбаков: «Никогда не поворачивайся спиной к женщине!» – к женщине, то есть к владычице моря, самой непредсказуемой даме на свете.
Но отец смотрел в направлении берега. Я старался удерживать лодку в равновесии и думал, что бы такое соврать отцу и деду. Вскользь, чтобы сработало. Я ведь еще ни разу не врал им.
– Вот хорошее место, Генри, придержи лодку! – крикнул отец и схватился за скользкий канат, закрепленный на буйке, на другом конце которого над дном морским болталась ловушка.
Я собирался сказать, что поеду на велосипеде в Посподе на Фест-ноз, а вместо этого хотел встретиться с Сиони. Она обещала мне поцелуй.