Ночь — время моего господства. Напрасно пытается отстранить меня супруг, терзаемый кошмарным сном. Иногда я с волнением и упорством удовлетворяю смутное желание женщины; малодушная, она сонно сопротивляется, распластанная и податливая, словно подушка.
Я живу непорочной жизнью, распределенной между этими двумя существами, которые ненавидят и любят друг друга, которые вынуждают меня родиться уродливым младенцем.
Я красив и ужасен. Я то разрушаю мир супружеской пары, то разжигаю еще сильнее любовный огонь. Иногда я занимаю место между ними, и тесное объятие исцеляет меня чудесным образом. Мужчина замечает мое присутствие, силится задушить и заместить меня, но в конце концов побежденный, обессиленный, охваченный злобой, он поворачивается к женщине спиной. Я же, трепещущий, остаюсь рядом с ней и обхватываю ее своими несуществующими руками, которые во сне постепенно разнимаются.
С самого начала мне следовало сказать, что я еще не родился. Я — медленно и мучительно развивающийся плод, еще не вышедший из водной стихии. Своей любовью, сами того не сознавая, они причиняют вред моей еще не родившейся сущности. В мыслях они долго трудятся над моим воплощением, их руки упорно пытаются придать мне форму, но всегда неудовлетворенные, они переделывают меня вновь и вновь.
Но однажды, когда они случайно найдут мою окончательную форму, я скроюсь от них и сам, возбужденный реальными ощущениями, смогу видеть сны. Они оставят друг друга, а я покину женщину и буду преследовать мужчину. Я буду стеречь дверь его спальни, потрясая огненным мечом.
Хуан Хосе Арреола, «Побасенки» (1962)
Герберт Аллан Джайлс
Сон Чжуанцзы
Чжуанцзы приснилось, что он стал мотыльком. И проснувшись, он уже не знал, кто он: Цзы, видевший во сне, будто стал мотыльком, или мотылек, которому снится, что он — Чжуанцзы.
Герберт Аллан Джайлс, «Чжуанцзы» (1889)
Доминго Фаустино Сармьенто
Сон Сармьенто
В Неаполе, после подъема на Везувий, волнения дня вызвали ночью жуткие кошмары вместо сна, в котором так я нуждался. Вспышки пламени вулкана, мрак в пропасти, где должно было быть светло, — все смешалось, заставляя угнетенное страхом воображение порождать невесть какие нелепости. Пробуждаясь среди кошмаров, совершенно истерзанный, я не мог отделаться от одной навязчивой мысли, словно то была правда: "Моя мать умерла!"… К счастью, мать и поныне рядом со мной. Она рассказывает мне о прошлом, учит тому, что еще неведомо мне, а прочими уже забыто. В возрасте семидесяти шести лет она пересекла Анды, дабы прежде, чем сойти в могилу, проститься с сыном! Одного этого достаточно, чтобы представить себе ее нравственную силу, ее характер.
Д. Ф. Сармьенто, "Воспоминания о провинции" (1851)
Родерикус Бартиус
Сны Лукиана
Во II веке греческий софист, сириец по происхождению, Лукиан из Самосаты (ок. 125–185) сочинил несколько сновидений. В одном из них он рассказал о годах своего детства, мечтах и видениях той поры. Он был отдан на обучение в мастерскую ваятеля, который был его дядей. И вот во сне явились ему две женщины — Риторика и Скульптура, и каждая восхваляла свои достоинства. Лукиан последовал за Риторикой, достиг богатства и уважения и призывал юношей следовать его примеру и стойко преодолевать трудности в начале жизненного пути. В другом сновидении под названием «Петух» Микилл видит блаженный сон, что он богат, а проснувшись, жалуется на нищенскую жизнь башмачника. Его разбудил петух, который в прежнем существовании был Пифагором. Петух демонстрирует своему хозяину, что богатство — источник постоянных бед и забот, в бедности жить гораздо спокойнее и счастливее. В третьем сновидении "Переправа, или Тиранн" рассказывается о прибытии умерших к реке Стикс, Философ Киниск насмешничает, а Тиранн в отчаянии, он пытается бежать, чтобы вновь обрести былую власть и славу. Сюда попадает и башмачник Микилл, который не боится Страшного суда и относится ко всему происходящему с радостным любопытством. Ему и Киниску суждено оказаться на Островах Блаженных, тогда как Тиранна ожидает наказание.
Родерикус Бартиус, "Люди выдающиеся и люди заурядные" (1964)
Луис де Гонгора-и-Арготе
В дымку одетые тени
И сон, великий драматург вселенной, в своем театре на семи ветрах бесплотной дымкой драпирует тени.
Луис де Гонгора
Льюис Кэрролл
Сон короля
— Ему снится сон! — сказал Траляля. — И как по-твоему, кто ему снится?
— Не знаю, — ответила Алиса. — Этого никто сказать не может.
— Ему снишься ты! — закричал Траляля и радостно захлопал в ладоши. — Если б он не видел тебя во сне, где бы, интересно, ты была?
— Там, где я и есть, конечно, — сказала Алиса.
— А вот и ошибаешься! — возразил с презрением Траляля. — Тебя бы тогда вообще нигде не было! Ты просто снишься ему во сне.
— Если этот вот король вдруг проснется, — подтвердил Труляля, — ты сразу же — фьють! — потухнешь, как свеча!
Льюис Кэрролл, "Алиса в Зазеркалье" (1871)
Хорхе Луис Борхес
Dreamtigers (перевод Б. Дубина)
— В детстве я боготворил тигров — не пятнистых кошек болот Параны или рукавов Амазонки, а полосатых, азиатских, королевских тигров, сразиться с которыми может лишь вооруженный, восседая в башенке на спине слона. Я часами простаивал у клеток зоологического сада; я расценивал объемистые энциклопедии и книги по естественной истории сообразно великолепию их тигров. (Я и теперь помню те картинки, а безошибочно представить лицо или улыбку женщины не могу.) Детство прошло, тигры и страсть постарели, но еще доживают век в моих сновидениях. В этих глубоководных, перепутанных сетях мне чаще всего попадаются именно они, и вот как это бывает: уснув, я развлекаюсь тем или иным сном и вдруг понимаю, что вижу сон. Тогда я думаю: это же сон, чистая прихоть моей воли, и, раз моя власть безгранична, сейчас я вызову тигра. О неискушенность! Снам не под силу создать желанного зверя. Тигр появляется, но какой? — или похожий на чучело, или едва стоящий на ногах, или с грубыми изъянами формы, или невозможных размеров, то тут же скрываясь, то напоминая скорее собаку или птицу.
Хорхе Луис Борхес
Мирча Элиаде
Храм, город, архетипы, сны
Всякий храм — место в высшей степени священное — имел свой небесный прототип. На горе Синай Иегова показывает Моисею «образец» святилища, которое он должен ему построить: "И устроят они Мне святилище <…>. Все, как Я показываю тебе, и образец скинии и образец всех сосудов ее, так и сделайте" (Исх 25:8–9). "Смотри, сделай их по тому образцу, какой показан тебе на горе" (Исх 25: 40). И когда Давид дает своему сыну Соломону план строительства храма, скинии и всей утвари, он заверяет, что "все сие в письменном от Господа… как он вразумил меня на все дела постройки" (1 Пар 28: 19). Следовательно, он видел небесный образец.
Самый древний документ, содержащий указание на необходимость следовать архетипу при постройке святилища, — это надпись Гудеа, сде-ланая в храме, возведенном им в Лагаше. Во сне царю является богиня Нидаба и показывает ему дощечку, где изображено благоприятное расположение звезд, а также божество, сообщающее ему план постройки храма. У городов также есть свои божественные прототипы. Среди созвездий находятся прототипы всех вавилонских городов: Сиппара — в созвездии Рака, Ниневия — в Большой Медведице, Ашшура — на Арктуре, и т. д. Сеннахериб приказал строить Ниневию по "проекту, сделанному в стародавние времена на основании небесного предначертания". Образец не просто предшествует земному строительству — он расположен в идеальном (небесном) «краю», находящемся в вечности. Именно это и провозглашает Соломон: "Ты сказал, чтоб я построил храм на святой горе Твоей и алтарь в городе обитания Твоего, по подобию святой скинии, которую Ты предуготовил от начала" (Второканоническая Книга Премудрости Соломона, 9: 81).