Небесный Иерусалим был создан Богом раньше, чем человек построил город Иерусалим: это к нему обращены слова пророка в "Апокалипсисе Баруха" (II, 2,2–7), написанном на древнесирийском: "Уверен ли ты, что это именно тот град, о котором сказал я: "Разве это тебя построил я в своих ладонях?" Град, что видите сейчас вы, не тот, который был дан мне в откровении, не тот, что построен был в давние времена, когда решил я создать Рай, который показал я Адаму до его грехопадения. " Небесный Иерусалим вдохновлял всех еврейских пророков: Това 13: 16; Ис 59: 11 sq.; Иез 60 и т. д. Чтобы показать Иезекиилю град Иерусалим, Бог послал ему видение и в это время перенес его на высокую гору (60: 6 sq.). И Сивиллины книги хранят память о Новом Иерусалиме, где в центре сверкает "храм с гигантской башней, коя касается облаков и видна отовсюду". Но самое прекрасное описание небесного Иерусалима содержится в Апокалипсисе (21: 2 sq.): "И я Иоанн увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего".
Мирна Элиаде, "Миф о вечном возвращении" (1951)
Антонио Мачадо-и-Руис
Куплеты
Антонио Мачадо
Раймон де Беккер
Etcetera
Зерну пшеницы снится колос, антропоиду снится человек, человеку — тот, кто придет ему на смену.
Раймонде Беккер
Родерикус Бартиус
Голос, слышимый спящим
Евнапий с изрядной долей фантазии рассказал о жизни Ямвлиха из Халкиды. Мы знаем, что Ямвлих был учеником Порфирия, особо его отличавшего; знаем, что он был учителем неоплатонизма в Сирии, где при нем развивали эту философию Феодор Азинский, Дек-сшш, Сопатр, Евфрасий, Эдесий, Евстафий. Главное его произведение — обширный комментарий к пифагорейскому учению, десять книг, из которых до нас дошло пять. Фокий в своей подробнейшей «Библиотеке» сообщает о странном отклонении, которое Ямвлих придал неоплатонизму: усвоив халдейские традиции, он склонялся к возможности спасения через ритуалы, проповедовал магический мистицизм и связывал вопрос спасения души с подозрительной недооценкой знания. Он поставил себе целью возглавить мощную мистико-магическую реакцию на распространение христианства, и его называли новым Аскле-пием. О его собственных снах об искуплении ничего не известно, однако в книге "De mysteriis aegiptorum" ("О египетских мистериях") (если она действительно принадлежит ему) он утверждает, что «божественные» сны ниспосылаются человеку в состоянии между сном и бодрствованием, и потому нам порой слышится голос, который кажется таинственным (ибо он искажается), равно как предстают странно измененными образы, воспринятые наяву.
Родерикус Бартиус, "Люди выдающиеся и люди заурядные" (1964)
Эустакио Вильде
Сон Д`Аламбера
Это вторая из трех частей диалога, оставленного Дидро (1713–1784) неизданным и опубликованного лишь в 1830 году. Части диалога называются: "Entretien entre D'Alambert et Diderot ("Разговор Д'Аламбера и Дидро"), "Reve de D'Alambert" ("Сон Д'Аламбера") и "Suite de l'entretien"("Продолжение разговора"). Д'Аламбер начинает диалог прославлением деизма, заявляя о своей вере в верховное существо. Дидро отвечает ему, что всякое традиционное разделение природы на три царства произвольно и недоказуемо: в природе мы можем лишь эмпирически провести различие между чувствительностью пассивной и активной, чувствительность же присуща материи и неотделима от нее. Для свободной воли там нет места. Единственное различие между науками «точными» (физика, математика) и «предположительными» (история, мораль, политика) состоит в том, что из первых мы можем почерпнуть твердую уверенность для своей деятельности, а из вторых — лишь относительную уверенность, а если бы мы знали все действующие элементы и силы, то были бы равны божеству. Д'Аламбер упоминает о скептицизме как о некоем убежище, однако Дидро ему доказывает, что по здравом рассуждении никто не может объявить себя скептиком. Д'Аламбер возвращается домой, засыпает, и его осаждают кошмары; мадемуазель де Л'Эспинас записывает слова сновидца, которые доктор Бордо (приглашенный ею) изучает и забавы ради пытается предугадать продолжение сна (или речей) спящего. Д'Аламбер пробуждается, и мадемуазель де Л'Эспинас с доктором заводят разговор о человеке, этом скоплении микроорганизмов, временно объединившихся под властью центральной нервной системы. Делаются предсказания, подтверждаемые наукой наших дней. Доктор пускается в рассуждение о нелепости каких-либо идей о свободной воле, ответственности, заслугах или недостатках, добродетели или пороке. Это просто частные физиологические состояния, а потому нельзя говорить о поступках "contra naturae" ("Против природы" (лат.)), ибо все сущее есть природа. Дойдя до этого пункта, доктор (поддерживающий идеи Дидро) приходит в замешательство при мысли о возможных выводах из его философствований и прекращает беседу.
Эустакио Вилъде, "Французская литература" (1884)
О. Генри
Сон
Мюррею приснился сон.
Психологи и ученые теряются в догадках и предположениях, стараясь объяснить странные переживания нашего нематериального «я», когда мы бродим в царстве "близнеца смерти" — в царстве сна. Настоящий рассказ не имеет целью бросить свет на этот неисследованный еще вопрос. Он является просто описанием сна Мюррея. Одна из самых поразительных особенностей снов состоит в том, что происходящее во сне на протяжении нескольких месяцев или даже годов на самом деле происходит в течение нескольких секунд или минут.
Мюррей сидел в тюремной камере в отделении для приговоренных к смерти. Электрическая дуговая лампа, висевшая на потолке в коридоре, ярко освещала стол. По листу белой бумаги полз муравей, дико бросавшийся из стороны в сторону в то время, как Мюррей преграждал ему путь конвертом. Приведение в исполнение смертного приговора посредством электричества было назначено на восемь часов вечера. Мюррей, улыбаясь, смотрел на обезумевшего муравья, мудрейшего из насекомых.
В отделении было еще семеро приговоренных к смерти. С тех пор как Мюррей находился здесь, он видел, как троих увели для приведения приговора в исполнение. Один обезумел и бился, как пойманный в западню волк; другой, не менее безумный, громко молился; третий, слабый духом, упал в обморок, и его унесли, привязав к доске. Мюррей размышлял, как он сам встретит внешне и внутренне момент казни. Сегодня вечером пришел его срок. Должно быть, теперь было около восьми часов.
В отделении было два ряда камер, и напротив него была камера Бонифацио, итальянца, убившего свою невесту и двух полицейских, пришедших его арестовать. Мюррей долгие часы играл с ним в шашки, выкликая ходы своему невидимому партнеру через коридор.