Книга стихотворений

Сын мой, кого принуждён я отдать судьбе неизвестной,
Ныне мой рок и твоя беззаветная доблесть отторгнут
Снова тебя от отца, — а мои ослабелые очи
220 Я не насытил ещё возлюбленным образом сына.
Нет, не в веселье тебя провожу, не с лёгкой душою;
Благоприятной судьбы не дозволю нести тебе знаки.
Нет, сперва из груди я жалоб немало исторгну,
Прахом летучим, землёй свои я посыплю седины,
225 Тёмные я паруса повешу на зыбкую мачту, —
Пусть всю горесть мою, пожар скорбящего сердца,
Парус иберский своей чернотою расскажет унылой.
Если ж пошлёт тебе Та, что в святом обитает Итоне,
Благоволив наш род защищать и престол Эрехфея,
230 Чтобы кровью быка свою обагрил ты десницу,
Пусть в душе у тебя и в памяти будут всечасно
Живы мои наставленья везде и во всякое время:
Только лишь очи твои холмы наши снова завидят,
Скорбные пусть со снастей корабельных опустят полотна,
235 Белые пусть паруса на кручёных поднимут канатах,
Чтобы, завидевши их, познал я великую радость,
Что невредимым тебя мне день возвращает счастливый».
Помнил сначала Тесей отца наставленья, теперь же
Вдруг отлетели они, как тучи, гонимые ветром,
240 С горных слетают вершин, снегами вечно покрытых.
А с крепостной высоты отец устремлялся очами
Вдаль, и туманили взор ему постоянные слёзы.
И лишь завидел вдали из полотнища тёмного парус,
Тотчас с вершины скалы он стремительно бросился в море:
245 Думал отец, что Тесей безжалостным роком погублен.
Так, возвратившись под сень, омрачённую смертью отцовской,
Жестокосердый Тесей испытал не меньшее горе,
Чем Миноиде он сам, забывчивый сердцем, доставил.
Дева в печали меж тем, на корму уходящую глядя,
250 Много мучительных дум питала в душе оскорблённой.
Но уж с другой стороны цветущий Иакх приближался
С хором сатиров, с толпой силенов, на Нисе рождённых, —
Звал он тебя, Ариадна, к тебе зажжённый любовью.
Буйной толпою неслись в опьяненье весёлом вакханки,
255 Вверх запрокинув лицо, «эвоэ!» восклицали протяжно.
Тирсы одни потрясали — листвой перевитые копья,
Те, растерзавши тельца, рассевали кровавые части,
Эти извивами змей опоясали тело, другие
Таинства знаки несли, в плетёных скрыв их кошницах
260 (Лишь посвящённым одним возможно те таинства ведать).
Вскинувши руки, меж тем другие били в тимпаны
Иль заставляли бряцать кимвалы пронзительным звоном;
Роги у многих в устах хрипящий гул издавали,
Страх наводящий напев раздавался из варварских дудок.
265 В изображеньях таких богатая ткань устилала
Брачное ложе, его украшая узорным покровом.
Тут фессалийский народ, насытясь зрелищем этим,
В сторону стал отходить и богам уступать своё место.
Как, дуновеньем своим спокойное море тревожа,
270 Будит зефир поутру набегающий зыбкие волны.
В час, как Аврора встаёт у порога бегущего солнца,
Волны же, тихо сперва гонимые лёгким дыханьем,
Движутся — нежно звучит их ропот, как хохот негромкий, —
Но уже ветер сильней, и множатся больше и больше,
275 И, в отдаленье катясь, багряным отсветом блещут, —
Так покидали дворец из сеней уходящие гости
И по своим разбредались домам походкой нетвёрдой.
После ухода гостей, с вершины сойдя Пелиона,
Первым прибыл Хирон, подарки принёс он лесные:
280 И полевые цветы, и те, что в краю фессалийском
Произрастают средь гор, и те, что в воздухе тёплом
Возле реки рождены плодоносным дыханьем Фавона, —
Все их принёс он, смешав и нескладно связав в плетеницы.
Благоуханием их услаждённый дом улыбнулся.
285 Вскоре пришёл и Пеней, покинув Темпейские долы,
Долы, которые лес опоясал, с гор нависая,
Те, что сестёр Мнемонид прославлены хором искусным.
Он не без дара пришёл: с собою могучие буки
С корнем и лавры он нёс со стволом высоким и стройным,
290 Трепетный также платан он влёк и сестру Фаэтона
Испепелённого; нёс кипарис, возносящийся в небо.
Их, друг с другом сплетя, перед входом дворцовым расставил,
Чтобы он весь зеленел, осенённый свежей листвою.
После него Прометей появился, умом исхищренный, —
295 Лёгкие знаки ещё носил он той кары недавней,