— Ты можешь снова открыть сеть?
— Конечно, только если даже она не заразилась чумой…
— Не заразилась, — перебил Дануорти. — У нее прививка.
— …ее все равно там не будет. Со стыковки прошло восемь дней. Она не могла просидеть все это время в ожидании.
— Можно перекинуть туда кого-то еще?
— Еще кого-то? — растерялся Бадри.
— Чтобы поискать ее на месте. Другого человека можно отправить той же переброской?
— Не знаю…
— Сколько уйдет на настройку, чтобы можно было проверить?
— Часа два максимум. Пространственно-временные уже заданы, но я не представляю, какой получится сдвиг.
Дверь в палату распахнулась, и внутрь вошел Колин.
— Вот вы где! Сестра сказала, что вы отправились размяться, я вас ищу-ищу. Думал уже, что вы заблудились.
— Нет, — ответил Дануорти, глядя на Бадри.
— Она попросила вас привести. — Колин подхватил Дануорти под руку, помогая ему подняться. — Чтобы вы не переутомлялись. — Он повел профессора к двери.
Дануорти остановился на пороге.
— Откуда ты открывал сеть восьмого числа? — спросил он Бадри.
— Из Баллиола. Я боялся, что часть данных ПЗУ стерлась после отключения брэйзноузской сети, а запускать программу анализа сбоев некогда было.
Колин толкнул дверь спиной.
— Через полчаса наша медсестра сменится. Вы же не хотите, чтобы вас застукала та грымза? — Он вывел Дануорти в коридор и отпустил дверь. — Простите, что не пришел раньше, нужно было отвезти графики иммунизации в Годстоу.
Дануорти привалился к дверному косяку. Сдвиг может получиться слишком большим, оператор в кресле-каталке, сам он едва в состоянии дойти до конца коридора… «Столько тревог». Он думал, Бадри хочет сказать: «Вы так беспокоились, что я решил ввести координаты заново», а на самом деле он имел в виду: «Я сделал резервную копию». Откат.
— С вами все хорошо? — насторожился Колин. — Никакого рецидива не начинается?
— Нет.
— Вы спросили мистера Чаудри, сможет ли он сделать привязку заново?
— Нет. Там осталась резервная.
— Резервная? — встрепенулся Колин. — То есть еще одна такая же?
— Да.
— Это значит, девушку можно вытащить?
Дануорти привалился к стоящей вдоль стены каталке.
— Не знаю.
— Я вам помогу! Только скажите, что сделать. Я все сделаю! Могу сбегать куда надо или что-нибудь достать. Вам ничего самому не придется.
— Не факт, что выйдет, — начал Дануорти. — Сдвиг…
— Но вы же все равно попробуете? Да?
С каждым шагом под ребрами пекло все сильнее. У Бадри уже был один рецидив. И даже если решиться, сеть может не пропустить его в прошлое.
— Да, — ответил Дануорти. — Попробую.
— Апокалиптично! — воскликнул Колин.
Леди Имейн, мать Гийома д'Ивери.
(Пауза.)
Розамунда уходит. Пульс совсем не прощупывается, кожа выглядит восковой и пожелтевшей, это плохой признак, я понимаю. Агнес борется изо всех сил. Ни бубонов, ни рвоты у нее так и не появилось, и меня это обнадеживает. Эливис пришлось отстричь ей волосы. Она все время дергала их, крича, чтобы я пришла и ее причесала.
(Пауза.)
Рош соборовал Розамунду. Об исповедании, конечно, речь не шла. Агнес, кажется, лучше, хотя недавно у нее пошла кровь из носа. Просила свой бубенец.
(Пауза.)
Не смей, изверг! Сволочь! Я тебе ее не отдам. Она еще маленькая. Но тебе только их и подавай! Избиение младенцев… Ты уже забрал мажордомова малыша, и щенка Агнес, и цинготного мальчонку, тебе все мало. Я не отдам тебе ее, слышишь, ты, чудовище! Убери свои лапы!
Глава тридцать первая
Агнес умерла сразу после Нового года, безутешно зовя Киврин.
— Она здесь, — уговаривала Эливис, сжимая маленькую ручонку. — Леди Катерина с тобой.
— Нет, — рыдала Агнес, осипшая, но по-прежнему громогласная. — Позови ее!
— Позову, — пообещала Эливис и растерянно оглянулась на Киврин. — Приведите отца Роша.
— Что такое?
Он соборовал Агнес сразу как только она заболела, лягающуюся и молотящую руками, будто в припадке, и с тех пор девочка его не подпускала.
— Леди Эливис, вы тоже больны?
Эливис покачала головой.
— Что я скажу супругу, когда он приедет?
Она уложила руку девочки вдоль тела, и только теперь Киврин осознала, что Агнес мертва.
Киврин обмыла крошечное тельце, превратившееся в почти сплошной фиолетовый синяк. Там, где Эливис держала ее за руку, кожа совсем почернела. Девочку будто избивали. «Так и есть, — подумала Киврин. — Избиение младенцев. Замучили и убили».