— Теперь, после смерти отца, король заберет мое приданое. Как вы думаете, сэр Блуэт еще жив?
«Надеюсь, что нет». Бедняжка, неужели она все это время беспокоилась о своем замужестве? Бедная девочка. Смерть Блуэта — единственная польза от чумы. Если он умер, конечно.
— Не тревожься о нем. Отдыхай и поправляйся.
— Король может привести помолвку в исполнение, — продолжала Розамунда, теребя одеяло прозрачными пальцами. — Если обе стороны согласны.
«Тебе не придется ни на что соглашаться. Он умер. Епископский посланник убил его».
— Если же не согласны, то король выдаст меня замуж за кого сам пожелает. А сэра Блуэта я хотя бы знаю.
«Нет», — подумала Киврин, уже понимая, что девочка на самом деле права. Воображение подсовывало Розамунде еще худшие ужасы, чем сэр Блуэт, — разных извергов и чудовищ, которые, Киврин знала, бывают не только в страшных сказках.
Король использует Розамунду как разменную монету в сделке с каким-нибудь знатным феодалом — с кем-нибудь из опасных сторонников Черного принца, например, и ехать ей бог весть куда и бог весть зачем.
Бывают страхи и пострашнее похотливых стариков с сальными ухмылками и сестрами-мегерами. Барон Гарнье, например, двадцать лет продержал свою жену в цепях. Граф Анжуйский сжег свою заживо. И некому будет защитить Розамунду или выхаживать ее, если заболеет, потому что на всем белом свете у нее не останется ни родных, ни друзей.
«Я ее увезу, — подумала Киврин. — Куда-нибудь, где до нее не доберутся ни Блуэт, ни чума».
Нет такого места. Чума уже поглотила Бат и Оксфорд и движется на юго-восток к Лондону. Потом через Кент на север к Йоркширу и через Ла-Манш обратно в Германию и Нидерланды. Она добралась даже до Норвегии, приплыв на корабле, полном мертвецов. От нее не скрыться.
— А Гэвин здесь? — спросила Розамунда, точь-в-точь как ее мать и бабушка. — Я пошлю его в Курси, пусть скажет сэру Блуэту, чтобы встречал меня.
— Гэвин? — встрепенулась Эливис на своем тюфяке. — Он едет?
«Нет, — подумала Киврин. — Никто не едет. Даже мистер Дануорти».
Не важно, что она пропустила стыковку. Там все равно никто бы не ждал. Никто не догадывается, что она в 1348-м. Иначе ее бы ни за что здесь не бросили.
Наверное, что-то случилось с сетью. Мистер Дануорти очень беспокоился, что ее отправляют в глубокое прошлое без проверки сети на сдвиги. «На такой дальности могут возникнуть непредвиденные осложнения». Может быть, непредвиденное осложнение испортило или вовсе сорвало привязку, и ее теперь ищут в 1320-м. «Я опоздала на стыковку почти на тридцать лет».
— Гэвин? — снова повторила Эливис, силясь подняться.
Она не смогла. Эливис таяла на глазах, хотя никаких признаков чумы по-прежнему не появлялось. Когда пошел снег, она произнесла с облегчением: «Теперь он точно не приедет, пока не кончится непогода» и села рядом с Розамундой. Но к полудню ей пришлось улечься снова и температура неуклонно росла.
Рош исповедал ее, сам шатаясь от усталости. Все падали с ног. Засыпали моментально, стоило присесть хотя бы на миг. Мажордом, пришедший проведать детей, захрапел, стоя у заграждения, а Киврин отключилась, подкладывая дрова в огонь, и сильно обожгла руку.
«Так дальше нельзя, — думала она, глядя, как Рош осеняет крестом Эливис. — Он умрет от истощения сил. Он заразится чумой».
Нужно уводить их отсюда. Чума проникла не везде. Некоторые деревни она обошла далеко стороной. Миновала Польшу и Богемию, и в северной Шотландии оставались области, куда она не добралась.
— Agnus dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis[32], — распевно читал Рош своим успокаивающим голосом, который Киврин помнила с того дня, как сама лежала при смерти.
Безнадежно, поняла она. Рош никогда не бросит прихожан. История чумы полна рассказами о священниках, которые покидали паству, отказывались вести заупокойную службу, запирались в церквях и монастырях или уносили ноги. Наверное, эта статистика тоже врет.
Даже если она придумает способ вывести их всех… Эливис, которая и сейчас, исповедуясь, поминутно оглядывается на дверь, потребует дождаться Гэвина и ее мужа — ведь они непременно приедут, раз кончился снегопад.
— Отец Рош пошел его встречать? — спросила Эливис, когда Рош понес Святые Дары обратно в церковь. — Он вот-вот будет. Разумеется, он сперва завернул в Курси, чтобы упредить их о чуме, а оттуда всего полдня пути.
Она уговорила Киврин переложить ее тюфяк поближе к двери.
Киврин принялась передвигать заграждение, чтобы не класть Эливис на сквозняке, и вдруг клирик громко вскрикнул и забился в конвульсиях. Он выгнулся всем телом, будто от удара током, лицо исказилось в беззвучном вопле, а вытекающий глаз закатился под лоб.