Сегодня трудно с точностью сказать, сколько лет было Конфуцию в момент его обучения у Лао-цзы (если вообще принимать такое обучение за исторический факт, а не за предание). «Исторические записки» и ряд других источников говорят, что встреча произошла в 535 г. до н. э., когда Конфуцию было лишь семнадцать лет, Лао-цзы же был значительно старше. Разумеется, семнадцать лет — это возраст ученика, который действительно мог получать наставления от Лао-цзы. «Исторические записки», раздел «Жизнеописание Конфуция», называют еще один вариант даты 522 г. до н. э., т. е. когда Конфуцию было 30 лет. Сами разночтения в дате, встречающиеся внутри одного и того же раздела, показывают, что Сыма Цянь сам не был до конца уверен, когда все-таки произошла знаменитая встреча, и поэтому называл лишь предполагаемые годы правления, не решаясь говорить, собственно, ни о возрасте Конфуция, ни о возрасте Лао-цзы. Есть и другие возможные даты, когда Конфуцию исполнилось 27, 30 или 34 года [6, 148–149]. В любом случае он был молод и вполне мог быть именно учеником, а не равным собеседником Конфуция. Не это ли обучение у Лао-цзы имел в виду сам Конфуций, когда признался ученикам, что лишь «в тридцать лет я встал на ноги» или «в тридцать лет я утвердился в своих помыслах» (II, 4)?
Вероятно, это была отнюдь не одна встреча. В разных трактатах рассказывается о нескольких случаях бесед Лао-цзы с Конфуцием — и во всех них Конфуций выступает как ученик, а не как равный мудрец. Так, Лао-цзы тщательно наставляет его в погребальных ритуалах и обрядах — в том, что так высоко ценил сам Конфуций и что передавал своим ученикам. Например, в трактате «Ли цзи» («Записи о ритуале») описывается четыре случая бесед, в которых Лао-цзы наставляет Конфуция именно в погребальных ритуалах, в частности объясняет ему, что похороны человека во время затмения могут стать проявлением неуважения к усопшему. Например, в разделе «Цзэн-цзы вэнь» («Вопросы Цзэн-цзы») приводится любопытный рассказ, приписываемый самому Конфуцию. «Конфуций сказал: “Однажды я следовал за Лао Данем на похороны в Сяндань. Когда мы достигли Хэна, то случилось солнечное затмение, и Лао Дань заметил: “Цю (имя Конфуция — А.М.)! Останови погребальную повозку справа от дороги. И останови слезы, дабы следовать изменениям”».
Все эти подробности весьма примечательны: о таких вещах могут беседовать лишь два священнослужителя, два человека, чьей профессиональной обязанностью является выполнение самых важных ритуалов. Таким образом, перед нами два «жреца» и носителя единого учения, причем Конфуций здесь выступает как старательный ученик.
Они не были в момент своей встречи столь разными — такими их сделала последующая традиция, разнеся Конфуция и Лао-цзы по разным школам духовной мысли Древнего Китая. Скорее, они были очень близки по духу. Оба обучались какой-то мистической традиции, оба решили пойти на государственную службу, оба считали, что истинный Ритуал заключен не в исполнении каких-то формальных церемониалов или действий, а в установлении постоянной связи с Небом и духами.
«Лунь юй»: тайна Учителя
V, 13
Цзы Гун сказал:
— Суждения Учителя о культуре (вэнь) еще можно услышать. Суждения же Учителя о природе человека и о Дао Неба невозможно услышать.
VII, 21
Учитель не говорил о чудесах, физической силе, хаосе и духах.
IX, 1
Учитель редко говорил о выгоде (ли), о судьбе (мин), о человеколюбии (жэнь).
XVII, 19
Учитель сказал:
— Я не хотел бы больше говорить (т. е. проповедовать).
Цзы Гун сказал:
— Если не будете больше проповедовать речами, то что же станут передавать Ваши ученики?
Учитель ответил:
— А, разве Небо говорит? Между тем четыре сезона чередуются ежегодно как обычно. Все сущее рождается как обычно. А разве Небо говорит?
Служитель Неба
Уже в ранние годы постепенно среди аристократов он начинает считаться тонким знатоком ритуалов прошлого, к нему обращаются правители и видные сановники за советами по поводу проведения церемониалов. Более того, уже в относительно молодые годы к нему приходят первые ученики. По традиции, двумя первыми учениками считаются два сына видного луского аристократа Мэн Сицзы, который в 518 г., прямо перед своим уходом из жизни, завещает своим детям изучать у Конфуция смысл ритуалов. В ту пору Кун-цзы было лишь 33 года — очень ранний, почти невероятный возраст для наставника. И все же к нему приходят ученики, очевидно зная, что сам Конфуций обладает какими-то древними знаниями, которые не получишь от традиционных мистиков, но которые можно почерпнуть от Конфуция. Несомненно, он обладал не только знаниями, но и удивительным обаянием своей проповеди. С той поры число его учеников начинает расти, в конце концов переваливая за сотню человек, которые так или иначе получали от него наставления в разные периоды. И постепенно именно наставническая, проповедническая деятельность захватывает его все больше, он чувствует, что именно на этом поприще он должен приложить свои знания.
Как же мы можем понять, чему и как обучался Конфуций? На первый взгляд, наставления, которые он передает ученикам, можно считать очевидными, хотя и косвенными указателями на суть его обучения. Обратим внимание — всю свою дальнейшую жизнь он выступает знатоком именно внутренней сути ритуалов, при этом во всех тонкостях разбираясь как в самой технике проведения церемониалов, так и в методиках настройки сознания на духовное соприкосновение с высшими силами. Он рассуждает о мудрецах прошлого, например о Яо, Шуне, Чжао-гуне, которые являлись по своим функциям и по своей сути магами и медиумами.
Конфуций также выступает как типичный медиум, слышащий веления Неба и стремящийся их трактовать в силу своего понимания пользы для людей и общей гармонии в Срединных царствах. Его приглашают на ритуалы экзорсизма — изгнания злых духов, которые проводились людьми из его общины, — и это знак того, что Конфуций воспринимался как человек, связанный с практикой духообщения. В эти моменты он обряжался в ритуальное платье и стоял на восточной части крыльца (Х, 14).
Очевидно, что Конфуций был одним из высших распорядителей такого обряда. Обряд изгнания духов поветрия совершался шаманом, который накидывал на себя медвежью шкуру с четырьмя золотыми глазами, обряжался в черное платье с красной юбкой, брал в одну руку копье, в другую — щит. После этого шаман в сопровождении людей отправлялся по комнатам дома искать вредоносных духов и изгонял их. Во времена Конфуция, скорее всего, это уже выглядело как дань обрядам прошлого, но, как видно, сам Конфуций очень уважал такое общение с духами, поскольку в парадном платье стоял на восточном священном крыльце.
Таким образом, он получает систематическое образование именно как священнослужитель, в чьи функции входит сбережение изначального смысла ритуалов. Но его роль в обществе уже не велика, время столь щепетильных последователей ритуальной целостности уже проходит, многие не понимают сути этого и тем более не чувствуют экстатического слияния с духами. Время архаического слияния с духами уже безвозвратно прошло.
Кун-цзы не может и не хочет понять этого. Все это вызывает у него грусть и недоумение. И поэтому он все время говорит о цзюньцзы (т. н. «благородном муже») — идеале человека прошлого, который пребывает в состоянии постоянного радения, непрерывного ритуального соприкосновения с духами прошлых поколений и напитывается ими. И для него цзюньцзы становиться символом посвященного мудреца, который несет свои знания людям.