— Сэр, с вами все в порядке? — спрашивает портье, видя выражение моего лица.
— Да… все нормально, — бормочу я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос прозвучал нормально. Но лучше мне от этого не становится. Голова у меня кружится так сильно, что я едва стою на ногах. Бойл… или кто бы это ни был… он не просто сидел в той комнате отдыха… прошлой ночью он был здесь. Ждал нас. Откуда мне знать, быть может, он поджидал президента, а я спугнул его?
В памяти проплывают эпизоды моего странствия по коридору в то время, когда президент на сцене держал речь. Металлический лязг в комнате, когда мужчина задел столик. Выражение панического ужаса у него на лице. До сих пор я полагал, что застукал его в тот момент, когда он только вломился в комнату отдыха. Но теперь… то, что он был здесь прошлой ночью… воспользовавшись при этом кодовым именем десятилетней давности… Бойла никак нельзя назвать идиотом. Имея в своем распоряжении массу вымышленных имен, вы не стали бы выбирать то, по которому вас могут узнать. Вы используете его только в том случае, если хотите, чтобы вас нашли. Я повернул калейдоскоп, и произошедшие события предстали передо мной в совсем ином свете. Да, конечно, Бойл и в самом деле мог проникнуть в комнату отдыха. Но с такой же легкостью его могли и пригласить туда. Проблема заключается в том, что поскольку в этой поездке участвую только я и еще три агента Секретной службы, которые никогда не работали в Белом доме, то остается один человек, способный распознать старое кодовое имя. Один человек, который знал о приезде Бойла, — и пригласил его к себе.
Я оглядываюсь на президента, который в этот момент дает последний автограф. На губах его играет широкая улыбка.
В затылке у меня возникает стреляющая боль. Руки начинают дрожать, и я убираю их со стойки. Для чего… как он мог так поступить? В десяти футах от нас он обнимает азиатку и позирует для фотосессии, улыбаясь еще шире. Срабатывает вспышка, и боль в затылке становится невыносимой. Я крепко зажмуриваюсь, пытаясь вызвать в памяти образ озера из летнего лагеря… стараюсь обрести свою фокусную точку, как говорил мой психотерапевт. Но перед глазами у меня стоит Бойл. Его бритая голова. Фальшивый акцент, чтобы сбить меня с толку. Даже всхлипы его дочери, перед которой я извиняюсь всякий раз, когда встречаюсь с ней на очередной годовщине смерти ее отца.
В течение восьми лет его гибель оставалась для меня незаживающей раной, которая медленно отравляла мое существование еще и тем, что мне не с кем было поделиться своим горем. Чувство вины… то, что я натворил… О господи, если он действительно воскрес…
Я открываю глаза и вдруг понимаю, что плачу. Я быстро смахиваю слезы, но не могу заставить себя взглянуть на Мэннинга.
Чем бы ни занимался здесь Бойл, я должен выяснить, что, черт возьми, происходит. В Белом доме у нас был доступ ко всем вооруженным силам страны. Этого больше нет. Но это отнюдь не означает, что я не располагаю собственными ресурсами. Вытащив из кармана сотовый телефон, я набрал номер по памяти. В Вашингтоне только-только взошло солнце.
Привыкший к срочным вызовам, он поднимает трубку после первого же звонка. Определитель номера уже сообщил ему, кто звонит.
— Давай я угадаю. У тебя опять проблемы, — говорит Дрейдель вместо приветствия.
— На этот раз все более чем серьезно, — отвечаю я.
— Это касается твоего босса?
— Как всегда.
Дрейдель — мой самый близкий друг по Белому дому, и, что более важно, он знает Мэннинга лучше, чем кто бы то ни было. Судя по его молчанию, он все понял и на этот раз.
— Слушай, у тебя есть пара минут? Мне нужна помощь.
— Для тебя, дружище, все, что угодно…
Глава пятая
Париж, Франция
— С майонезом? — с сильным французским акцентом спросила худенькая женщина в бифокальных очках в красной оправе.
— Oui,[5] — ответил Терренс О'Ши, уважительно кивая головой.
Впрочем, он был разочарован. Он-то думал, что его французский безупречен — или, по крайней мере, безупречен в той мере, в какой его могли обеспечить преподаватели ФБР. Но тот факт, что она обратилась к нему по-английски, да еще назвала чесночный aioli майонезом…
— Excusez-moi, madame, — добавил О'Ши, — pourquoi m'avez vous demande cela en anglais?[6]
Женщина поджала губы и улыбнулась его подчеркнуто швейцарской физиономии. Светлые редкие волосы, розовая кожа и карие глаза достались ему от матери-датчанки, а предки отца с шотландской стороны наградили его мясистым горбатым носом, который к тому же пострадал в давней и неудачной операций по спасению заложников. Протягивая О'Ши пакетик картофеля-фри с майонезом, женщина пояснила: