— Помогите! На помощь! — заорали из образовавшейся ямы. — На помощь!
Я первым ринулся к обрыву. Заглянул вниз. На рыхлой земле в огромной пещере лежал прижатый своим собственным конем молодой офицер, а животное с открытыми переломами копыт сучила всем телом, негромко постанывая совсем по-человечьи.
— Ничего себе! — ахнула какая-то барышня рядом, прикрыв глаза атласным платочком.
— Лошадь пристрелите…мучается ведь… — посоветовал кто-то из напирающей на меня толпы.
Раздался выстрел. Конь дернул головой и затих, глядя наверх своим огромным лиловым добрым взглядом.
— Корнет, вы живы? — над ямой наклонились несколько офицеров. Тот самый мужик в одном исподнем, бегающий ранее вокруг горящего особняка, оказался рядом. На меня пахнуло запахом дорогого вина и сигарет.
— Сынко, ты как?
— Вытащите меня отсюда, — орал корнет!
— А пещеры-то непростые… — проговорил кто-то за моей спиной. И тут крыша горящего дома рухнула. Все обернулись, а я задумчиво покусал нижнюю губу. Пещеры под Харьковом? Вот это новость!
— Не успели, — печально заключил усач-пожарник, почесывая затылок. Раздался отчаянный женский плач. В одной шелковой ночной рубашке полноватая румяная барышня с растрепанными косами ринулась к горящим обломкам. Ее еле успели перехватить у самого огня. Она билась брыкалась, но крепкие мужские руки не отпускали бившуюся в истерике.
Со стороны городской площади, расталкивая толпу широкими локтями к обвалу продвигался огромный мужик в каракулевой шапке, шинели, туго перетянутой кожаным ремнем. На поясе у него виднелась сабля, а на шее висел обычный свисток.
— Городовой…
— Городовой идет! — послышались голоса. Я с любопытством обернулся. Впечатление орган правопорядка производил ужасающее. Страшен и силен был, как черт. Не хотел бы я попасть к нему на дознание.
— Аким Митрофаныч, — бросился к нему барин, чей дом только что рухнул под напором красного пламени, — миленький, да что же это такое делается-то?! Только отстроились…только жить стали.
— Разберемся! — отрезал городовой, пройдя к обвалу, который теперь его интересовал намного больше, чем пожарище. Он оглядел провал, потом трясущегося корнета, которого здоровые мужики уже вытащили на ремнях из ямы. — Непорядок… — тихо промолвил городовой, оглядевшись по сторонам. — Кто что знает про эти пещеры? — обратился он к толпе, положив руку на саблю, напустив на себя начальственный вид.
— Батюшка, а как же я? Где мне ночевать-то теперь, горе мыкать? — заискивающе заглянул ему в глаза погорелец, но был сурово отодвинут в сторону.
— Кто знает про пещеры?
— Да бабка моя, царство ей небесное, все говорила, что все под землей изрыто ходами. То от татаров спасались, то сокровища прятали… — понурив голову сказал один из холопов, вытаскивающих корнета, стонущего от боли в переломанной ноге.
— Все изрыто? — почесал седую голову городовой.
— И где конец им никто не знает! — воскликнул молодой парнишка в легком овчинном тулупчике. По виду типичный мещанин.
— Ой, да на кого ж ты нас покинул! За что нам такая напасть?! — ревела женщина, потерявшая дом, дергая себя за черные, как смоль волосы.
— Непорядок… — снова промолвил городовой. — Это что ж выходит? Такой обвал в любом месте может теперь случиться? Раз пещеры под всем Харьковом раскиданы. Так до генерал-губернатора дойдет, не дай Бог! — он набожно перекрестился. — В общем так… Кто проверит эти ходы, тому рубль золотой дам и личное послабление, если грешки какие за душой имеются…
Желающих вызвалось только двое. Явно пьяненькие мещане, имевшие, видимо, за душой то, что городовому надо было прощать. Помолясь, они начали спускаться вниз.
— Постойте! — прокричал я. Толпа обернулась назад, и я оказался в центре внимания взбудораженных харьковчан. — Извольте, и я с ними…
Быстро сбросил на затоптанный снег свой теплый плащ, высокий цилиндр и трость, оставшись в одном сюртуке и белой манишке.
— Ваше благородие, — пробасил городовой, — опасно это…
— Отстаньте… — бросил я, ухватившись за ремень, по которому спускались вниз мещане. Они уже стояли в самом низу, задрав головы вверх.
— Возьмите, хоть саблю мою… — городовой попытался сбросить мне вниз оружие, но я отказался. Толку мне там от него, в этих узких ходах, где и развернуться как следует нельзя. Колоть только…