- Все равно, - Петр вздохнул. - Неприятно. Не должен был я так с ним.
- Да ладно. Ты только из-за этого такой был?
- А что, разве мало?
- Да нет, просто я хочу знать, может тебя еще что-нибудь тревожит?
- Вроде больше ничего. А что?
- Ты вчера про какой-то свиток говорил.
- Свиток? Что за свиток?
Петр как мог, разыграл удивление. Светлана испытующе заглянула ему в глаза, он выдержал взгляд, пожал плечами.
- Хоть убей, никакого свитка не помню. А должен помнить?
- Откуда я знаю? Ты про него говорил, не я.
- Извини.
- Ладно.
Светлана заметно повеселела и больше разговоров о свитке не заводила. Вскоре Петр сослался на дела и ушел. Бродил по городу, наслаждался редким солнечным днем. Незаметно для себя оказался там, где жил "водитель", улыбнулся про себя, вспомнив, как выслеживал его ранним утром. Заглянул во двор и остановился. Перед подъездом стоял рыжий облупленный автобус. "Тот самый!" - подумал Петр и поразился - какой "тот самый"? Где он его видел и когда?
Он стоял перед автобусом и мучительно пытался вспомнить, при каких обстоятельствах он встречался с водителем (вот что водил водитель - автобус!) и с его автобусом, и никак не мог. Что-то крутилось в голове, какие-то обрывки фраз, сказанных неизвестно кем и неизвестно по какому поводу, зачем-то выплыл Георгий, потом померещилась Аза Антоновна... Вдруг в голове появилась шальная мысль о том, чтобы залезть в салон автобуса, спрятаться там и посмотреть, куда он его привезет. Он чувствовал, что в этой машине заключается что-то очень важное, просто ключ к разгадке. Петр подошел к задней двери, с трудом отодвинул пневматическую створку и забрался внутрь. Лег на заднее сиденье и затаился, надеясь, что его никто не заметил. То, что он поступил нехорошо, как-то по-воровски, об этом Петр не думал, ему хотелось узнать правду, и он чувствовал, что к правде можно доехать на рыжем автобусе.
- Адреналину в крови не хватает, - вдыхая запах старого кожезаменителя, прошептал Петр.
Он посмотрел на часы. Половина первого. Шофер явно обедает, скоро выйдет и поедет на службу.
Водитель появился через четверть часа, сел, закурил, и Петр ощутил запах "Примы". Почему шоферы так любят "Приму"? Эти сигареты дешевы и достаточно крепки, но они без фильтра и табак лезет в рот, Петр сам видел, как курильщики выплевывают табачные крошки. Правда, кажется, в последнее время появилась "Прима" с фильтром, но ее не очень-то жалуют, во всяком случае, так казалось Петру. Покурив, водитель швырнул окурок в окно, завел мотор и медленно выехал со двора. Петр вдруг пожалел, что ввязался в столь рискованное предприятие. Та тетка, Аза Антоновна, внушала ему если не ужас, то какой-то безотчетный страх, и эта авантюрная поездка могла не кончиться добром. А что, если сейчас в салон сядут люди и обнаружат "зайца"? Ничего хорошего из этого не выйдет, и заготовленная на такой случай чепуха вроде той, что он залез в машину поспать и ничего плохого не замышлял, конечно же, не могли служить оправданием. Причем Петр чувствовал, что в милицию его сдавать не станут, а обойдутся своими силами.
Так и случилось. Автобус приостановился, открыл переднюю дверь, кто-то вошел. Петр вдался в сиденье, но его все-таки увидели. Над ним навис знакомый силуэт и еще более знакомый голос произнес:
- А, Петруша. Ты что здесь делаешь?
Петр сел, посмотрел на Азу Антоновну, которая была все в том же плаще и платке, и сказал:
- Да вот.
Антоновна села рядом, обдав его запахом каких-то необычайно дешевых духов.
- Ты как автобус-то нашел, болезный? - спросила Антоновна.
- Случайно.
- А зачем забрался-то?
- Так ведь...
Но Антоновна не стала слушать.
- Слышь, Денисыч! - крикнула она водителю. - У нас тут длинноухий. Ты видал?
- А то, - отозвался Денисыч. - Я его еще в окно засек, как он дверцу раздвигал.
- Ты на что надеялся-то, касатик? - ласково спросила Антоновна, поворачиваясь к Петру.
- Да ни на что. На авось, на что же еще.
- Молодца. Рисковый парень. Эх, нравишься ты мне. Вот не знаю почему, но нравишься. Жалко будет тебя убивать.
Петр вздрогнул и проговорил с натугой:
- Я не помню ничего.
- Помнишь, касатик, помнишь.
- Аза Атоновна, поверьте! - вскричал Петр, приложив руку к груди, и осекся.
- Ну вот, ну вот, - Антоновна сокрушенно покивала головой, посмотрела с прищуром: - А говоришь - не помню ничего.
- Отпустите вы меня Христа ради! - взмолился Петр.
И тут на него хлынули воспоминания. Он вспомнил пикет, Оксану Арнольдовну, Семена Михайловича, Родионыча, Ваню, Машу и Егора. Еще он вспомнил подземную библиотеку и книгу судеб Российской Федерации.
- Да, все помню, - сказал он, поняв, что обмануть Азу Антоновну не удастся. - И книгу, и подземелье. Вы зачем меня туда возили-то? Зачем показывали все, книгу давали читать?
- А иначе ты бы не стал работать.
- Как работать?
- Да это не важно, касатик. Денисыч, ты останови, мы тут покалякаем спокойненько.
Автобус остановился, шофер закурил свою "Приму".
- Работал ты хорошо. Да и необременительная у тебя должность ведь была, разве не так? Раза два в неделю бумаги передать кому надо. Мы же не можем электронной почтой пользоваться, сам посуди, когда есть риск, что ФСБ может прочитать. Передавал бумажки-то?
- Было один раз.
- Один раз, гы-гы. А два не хочешь?
- Аза Антоновна, - взмолился Петр. - Ну, еще раз меня запрограммируйте, чтоб я все забыл. Посильнее, а.
- Нельзя, дружок, - Антоновна с сожалением покачала головой. - Дураком сделаешься. Оно тебе надо?
- Убьете?
- Денисыч, а поехали-ка! - крикнула Антоновна.
- Убьете? - повторил Петр.
- Видно будет.
Антоновна насупилась и отвернулась. Петр в отчаянии принялся озираться. Окна автобуса опять покрылись изморозью, и сквозь них ничего не стало видно, хотя на улице сегодня было тепло и этого никак не могло произойти. Сквозь лобовое стекло Петр почему-то тоже ничего не мог разглядеть, только мелькали какие-то размытые пятна. Разве вскочить, выбить окно и вывалиться наружу? Хотя бы сразу не убьют...
- И не думай даже, - хмуро сказала Антоновна, очевидно угадав его мысли. - Стекла бронированные, башмаком не вышибешь.
Петр сник, и его охватила апатия.
- Да не дрейфь! - крикнула Антоновна. - Придумаем что-нибудь. Не все же запрограммированные работают. Я, например. Денисыч вон.
- И Светлана? - потухшим голосом спросил Петр.
- И Светлана, гы-гы. А про нее как догадался?
- Разговор подслушал. По телефону.
- Вон что. Подслушивать - нехорошо. Али в школе не учили?
Петр промолчал. Он думал о том, что, как всегда, влез в какую-то кашу, в которую можно было спокойно не влезать. Но что толку корить себя в том, что забрался в этот чертов автобус? От этого легче не станет. С другой стороны, он все вспомнил. Со страху, наверное.
- Послушайте, - обратился он к Антоновне, которая скинула платок на плечи, и сидела, нахохлившись. - Так выходит, вы во всем виноваты?
- А тебе бы только виноватого найти! - раздраженно крикнула Антоновна. - Кто виноват? - вечный русский вопрос. Вместо того, чтобы спокойно, без спешки, во всем разобраться, русский человек начинает искать виноватого, а, найдет, так и хорошо ему, он спокойный становится, все у него по полочками лежит и гармония духа наступает. И невдомек русскому человеку, что он-то и есть главный виноватый.
- Ну, это вы бросьте! - твердо сказал Петр. - Вы еще приведите эту дурацкую фразу о том, что каждый народ достоин того правительства, которое у него есть.
- Во! - взревела Антоновна. - И приведу! Это именно такая фраза и есть, нужная. И ничего она не дурацкая! Нет, ты погляди, Денисыч, они тут наворочают, налепят горбатого, мы давай исправлять, а нас же в виновные рядят!
Денисыч только усмехнулся и выпустил дым в форточку.
- Так как же это вы исправляете? - закричал Петр. - Когда я книгу видал?
- И, касатик, да ты не понял ни хрена. Книга, она ведь для чего? Для сценария. Как в кино. Делаем так, делаем эдак. Все вроде хорошо и приятно, так нет же! Вдруг - бац! - вылазит какой-нибудь оглашенный и давай гнуть свое, в сценарии не предусмотренное. Ага! Ну, это только в кино хорошо, когда актеры отсебятину порют, такое даже приветствуется. А в жизни?