Николас со всех ног кинулся к трясине. Чутьё указывало, где находился незаметный в тусклом свете луны проход. Отпустив подушку ветроплава, Охотник оттолкнулся от последней твёрдой кочки и нырнул в трясину.
Вдогонку неслись крики:
– Остановите его! Остановите! Да нет, за ним, живее! Он покажет дорогу!
Вязкая пустота сомкнулась над головой, свет померк, на грудь навалилась каменная глыба. Николас досчитал до трёх, гоня прочь сомнения и панику. Ноги ударились о твёрдую почву. Затхлый, пещерный воздух заполнил грудь. Охотник распахнул глаза.
Повсюду мерцали зелёные огоньки, похожие на светлячков. Их свет отражался от множества зеркал, кривых, ломанных и обычных. И правда, лабиринт. Ноэль где-то там. Как сказала малютка Бри? Если любишь достаточно сильно, то найдёшь дорогу. Так он любит больше себя и ненавидит настолько жгуче, что кровь кипит в жилах.
На поверхности зеркал возникали зыбкие фигуры. Лизи, Эдвард, мама – такие, какими они запомнились. Близкие звали к себе, дурманили тоской сердце. Глова кружилась, взор заволакивало туманной пеленой, в уши лился их шёпот, забытые, но такие родные голоса. Как не последовать за ними? Ведь Николас мечтал об этом с тех пор, как потерял семью.
Вон милая Юки с младенцем на руках. Ни одна женщина не вызывала в нём столь искренних чувств, не бередила душу томлением. Вот бы обнять, почувствовать её в своих руках, дышащую, живую, а не мучиться от воспоминаний, тягостных и сладких одновременно.
Нет. Нет!
Охотник прокусил губу до крови. Её вкус отрезвил. Что говорила Бри? Она послушала отражения и не справилась. Потому что… потому что думать надо о живых, а не о мёртвых. Один из первых законов Сумеречников, Гвидион же так долго вдалбливал его в голову нерадивому ученику.
Ноэль ещё жив, нужно думать о нём, нужно спасти его во что бы то ни стало. Только это смоет с рук кровь.
Призраки становились ярче, будто обретали плоть, их песни притягивали всё сильнее.
«Ступай в грёзу, милое дитя, с первым лучом солнца ты останешься с нами навсегда!»
Что говорил Аруин? Нужно пройти сквозь лабиринт отражений. Сквозь зеркала. Значит, их нужно разбить!
Сорвав с себя плащ, Николас располосовал его ножом на лоскуты и обмотал кулаки. Прорвётся! Обязательно прорвётся!
Окружив себя ветрощитом, Охотник подошёл к зеркалу, где отражался Эдвард.
«Прости, братец, но так надо».
Кулаки врезались в хрупкую поверхность, она пошла трещинами и разлетелась на осколки. Следующей оказалась Лизи – её было нестерпимо жалко, почти так же больно, как в тот день, когда Лучезарные перерезали ей горло. Но Николас ударил, разбил.
Мама… боги и демоны, как же это мучительно! Видеть их лица и убивать собственными руками!
Он зажмурился, представляя на месте родных видения из собственных кошмаров: Безликий, Белый Палач, гнусный двуликий Аруин. Как же Николас хотел расколотить зеркало в своей комнате во время медитаций. Теперь можно насладиться этим от всей души! Ярость выплёскивалась наружу, и Охотник бил, не замечая отражений, словно вырывал с корнем воспоминания.
Высокий мальчишка со светлой улыбкой – дядя Кевин. А этот суровый, хмурящий брови воин – дед Гэвин, Утренний Всадник, в чьей тени Николасу приходилось жить с самого детства. Рядом – нежная и хрупкая, его жена, бабушка Пенни, которая так и не дождалась деда из очередного похода.
Удар за ударом, оглушительный звон и град осколков. Лоскуты на кулаках быстро рвались, Николас наматывал новые, ветрощит укрывал от острых сколов, направленных в лицо и грудь.
Дальше пошли незнакомцы – Охотник плохо помнил своё семейной древо. Стремление, движение вперёд, особый ритм отгораживал от происходящего, мысли становились холодными и свободными от эмоций. Хорошо, ведь нужно решить, что делать после встречи с Аруином.
Николас ведь отказался купить новый меч взамен дедовского. Остался проклятый клинок, воспользоваться которым может только Безликий. Безликий, который, как и клинок, решил погубить в решающий момент. Николаса одного – ну и пусть! Но как же Ноэль?
Иветта сказала, чтобы найти Безликого, нужно принять смерть и вспомнить свою предыдущую жизнь. Он ведь уже столько раз одной ногой стоял на Тихом берегу, но видел лишь воспоминания Безликого и никого похожего на себя. Неужели этого было недостаточно и надо умереть по-настоящему? Уйти навсегда, переплыть Сумеречную реку, ступить на Тихий берег обеими ногами? Но это же бессмыслица! Мёртвым он ничего не изменит. Зачем ему знания, которые нельзя использовать?
Перешагивая сквозь рамы в зубьях осколков, Охотник продвигался глубже в лабиринт. Зеркала заглатывали его, как хищные рыбины. Николас погружался в такие пучины, что и представить было сложно. Отражения стали совсем древними, далёкими, другими, чем люди, которых он знал.
Очередное зеркало озарила ослепительная вспышка. На поверхности показалась Герда – повзрослевшая красавица, изящная, женственная, в воздушном платье из белого шёлка. Она кружилась и пела, не открывая рта. Звук доносился из самой её души, в тёплом взгляде сквозили тоска и любовь. Прощение за то, что Николас бросил, что забыл, что полюбил другую и до сих пор скорбит по ней. А возвращаться к Герде, исполнить обещание он не просто не хотел – боялся. Боялся, что придётся рассказать правду о её семье. Боялся разочаровать и снова испытать боль потери. А больше всего – что она тоже нашла другого и счастлива с ним, с его детьми, в его доме. А Николасу в её жизни места нет. И ещё страшнее – что это правильно, ведь он губит всё, к чему прикасается.
Нет, всё же, это не она. Волосы седые, будто в них запуталась лунная дорога. Движения танца слишком плавные и грациозные для человека, голос слишком высокий и тонкий, чистый, чарующий. В кристальных глазах отражался весь мир в своей неохватности. Вилия. Повзрослевшая вилия из видения.
Николас погладил её по щеке. Тонкие губы затрепетали. Может, он придумал, а может и почудилось: «Я прощаю! Прости себя и ты».
Охотник сжал зубы, зажмурился и ударил. Зеркало осыпалось со звоном. Сколько ещё впереди? Казалось, прошла уже целая вечность, бесконечность отражений, а выхода нет. Не понятно, на правильном он пути или ошибся в самом начале.
В следующем зеркале – не человек даже. Мужчина в маске совы. Он напоминал кого-то. Это тревожило настолько, что не получалось ухватиться за мысль. Пальцы с белыми когтями со скрежетом водили по стеклу, разноцветные глаза смотрели с безумной жаждой. Наверное, Николас и сам выглядел так же: встрёпанный, измождённый и отчаявшийся настолько, что готов был принять смерть, но не сдаться. Его кривое отражение. Обратная сторона. Тень. Разве нет?
«Я всегда тебя любил и принимал таким, какой ты есть. Жаль, что всё вышло так…» – попрощался Николас, по щеке скатилась одинокая слеза.
Он ударил. Один из осколков проскочил за щит и поцарапал висок. Хорошо, что не в глаз. Похоже, силы иссякают. Надо собраться. Последний рывок!
Дальше, размахивая кулаками, отражался некто в маске сокола. Стойка как во время потешных боёв каледонцев. Николас скопировал её и нацелился в лицо.
«Глупый! Себе же хуже делаешь! Когда ж ты услышишь?»
«Я всегда тебя слышал, но поступал по-своему».
Охотник ударил, Сокол ударил в ответ. Осколок чиркнул по запястью.
Следующее зеркало оказалось предательским. В нём был Ноэль в маске ворона, той самой, что Охотник смастерил для Эльдантайда. Почему? Здесь же отражаются только мертвецы. Но рассвет не наступил, Ноэль жив! Или Николас потерял счёт времени? Опоздал несмотря на все свои усилия?
Нет! Нельзя даже думать об этом!
Губы ворона растянулись в усмешке.
«Ты сможешь, братец. Я жду!»
Николас ударил. Предчувствие сковало сердце – впереди последнее зеркало. Последнее испытание. Так боязно заглянуть внутрь. Так боязно увидеть лицо.
Поверхность оставалась тёмной, только в глубине различалось движение. Силуэт приближался мучительно медленно. Николас узнавал каждую черту … или ему так хотелось…
Тот, о ком он тосковал больше всех и кто так и не явился к нему в этой череде болезненных воспоминаний. Отец!