К началу весны показалась кромка расходящегося лучами льда с застывшими волнами-торосами. Наконец, выглянуло солнце, день стал настоящим, а не едва просветлевшими сумерками. Отчётливее слышался грохот. Измождённые ненниры неуклюже ступали по скользкой поверхности. Верхом отряд преодолел не больше двух-трёх миль, когда лёд затрещал. Пару миль воины пешком уводили Мрак в Нордхейм.
– Поворачиваем! – крикнул Асгрим. – Тёплое течение истончило лёд настолько, что дальше мы утонем.
– Ступайте! – отдал приказ Николас. – Я припугну его, чтобы надолго запомнил.
– Погоди! Ты же рассчитывал на это с самого начала! – предводитель туатов хлопнул себя по лбу.
– Я благодарен вам за помощь, но дальше должен действовать сам. Смотри, как Мрак скалится. Без боя он не сдастся.
– Но ты погибнешь!
– Не говори так, пока я жив. Уводи всех. Вели не оглядываться, иначе Мрак превратит их в соляные столбы. Подождёте меня на берегу. Если через три дня я не вернусь, уходите. Если увидите, что Мрак приближается, уносите ноги.
– Знаешь, что жена сказала мне перед уходом? Что ты безумен, но в этом твоя сила. Надеюсь, она права, потому что с большим безумием, чем сейчас, я не сталкивался.
– Не прощайся со мной, воин из-под холмов. Мы обязательно ещё встретимся.
Войско нехотя разворачивалось. Никто не смел смотреть назад. Видно, Асгрим хорошо их припугнул.
Николас сбросил с себя плащ и кафтан, оставшись в рубашке матушки Умай. Под белые перья холод не проникал.
«Я знаю, почему ты не уничтожил отряд, хотя давно догадался о нашей хитрости. Заманивал в ловушку? Так нападай, я готов к последней битве!»
Словно услышав его мысли, Мрак протянул к нему острые щупальца. Голоса наседали всё неистовей.
Фиолетовый клинок со свистом рассёк воздух, обрубая ближние пики. Враг атаковал снова и снова, каждый раз всё более остервенело. Тени окружали. По телу пробежала дрожь, как во время битвы с Аруином. Кожа горела, рвались мышцы, ломались кости.
Николас двигался так быстро, словно стал ветром, бушующим и безудержным. Мрак свернулся клубком и чёрным туманом пополз к берегу Нордхейма.
Расставив руки в стороны, Охотник подпрыгнул. За спиной распахнулись крылья. Отталкиваясь от воздуха мощными взмахами, Николас взмыл в сумеречное небо. Мороз щипал кожу, но в жилах словно текла раскалённая лава и обогревала его. Самая первая встреча вела его к этому. Надо ударить сверху в самое сердце и оставить во Мраке такую рану, чтобы тот зализывал её ещё полторы тысячи лет и носу не казал из своей темницы.
Стремительно набирая высоту, Николас двигался к северу. Оказаться бы посередине чёрного пятна, а потом рухнуть на него коршуном.
Очертания тучи внизу складывались в знакомое лицо. Лицо Белого Палача. Алые глаза полыхали ненавистью. Рот распахивался бездонным провалом. Вверх устремился язык. Шепчущие голоса замолкали, звучал лишь один, хриплый, зловещий:
«Убью! Не уйдёшь!»
Николас выставил перед собой клинок и упал с такой скоростью, что заложило уши и из глаз хлынули слёзы. Мрак мчал навстречу, словно вознамерился уничтожить, чего бы это ни стоило, как если бы им управлял не знающий ни страха, ни сомнений, ни угрызений совести Белый Палач.
Язык Мрака замахнулся, чтобы смести. Охотник пронзил его мечом. Вспыхнул и осыпался купол искр. За ним ещё и ещё: языки, нити, ленты, пики. Кружа вокруг своей оси, Николас отражал атаки со всех сторон. Меч слился в шар фиолетового огня, куда бился Мрак.
В вихревом полёте, в неистовой пляске меча Охотник не заметил, как чернота накрыла его. Сверху, снизу, со всех сторон, хоть и Мрак и не мог пробраться в огненный шар. Пробить бы ветроплавом брешь, но на месте ожогов появлялись новые тени.
Как же много этой безжалостной тёмной стихии! Сколько ни круши, вред едва заметен. Никак не выбраться. Неужели гостеприимную Урсалию не спасти?
– Ты никогда этого не мог, – злорадствовал Белый Палач.
За огненным шаром багровый ореол обрисовал посреди неплотного Мрака мощную фигуру Микаша.
Мышцы гудели, пот застилал глаза, дыхание сбивалось. Руки двигались медленней, крылья взмахивали из последних сил. Сколько Николас так барахтался: час, день или два?
Последние потуги, и ослабевшая рука опустила меч. Крылья истлели и разлетелись снежными хлопьями. Ноги не держали. Подогнув колени, Охотник парил в мрачной невесомости.
– Уже выдохся? – издевался Белый Палач. – Больно ты прыткий для мертвеца.
– Я всё слышал. Про ключ. Я нужен тебе живым, – натужно выдыхал Николас каждое слово.
Мрак набивался в ноздри пеплом и душил.
– Ты нужен богам, которые навязывают нам своим правила. А я лишь хочу увидеть твои страдания. Чтобы ты мучился, как мучился я. Чтобы ты познал всю глубину той боли, что причинил мне.
– В прошлой жизни? Но я не помню её!
– Всё ты помнишь. Тебе нравится притворяться, прятаться за этой дурацкой маской.
Белый Палач сорвал её с лица Николаса и разломал на мелкие осколки. Тот отшатнулся, ощущая себя тошнотворно уязвимым. Обычным неодарённым человеком!
– Ты слаб. Пока ты отрицаешь себя, тебе не победить. Как жаль, что мой единственный враг оказался настолько ничтожен, – с горечью заметил Палач. – Но у меня есть кое-что твоё, кое-что, что тебе очень дорого. Как думаешь, сможет оно поднять тебя с колен и распалить былой огонь?
Герда? Неужели Лучезарные добрались и до неё? Добрались, потому что он ничего не сделал, чтобы уберечь её от ядовитых осколков!
Неужели маленькая девчушка, которая верила в него так самозабвенно и трогательно, стала бездушным чудовищем с мёртвыми разноцветными глазами? Чистоту и тепло сменила жажда мести и ненависть ко всему живому. Веточка вереска в её пальцах осыпалась трухой, как прежде маска в руках Палача.
Это Герда произносила приговор и подводила Николаса к эшафоту, она подносила факел к его костру, улыбаясь злорадно.
«Предатель! Клятвопреступник! Сколько обещаний ты давал и не выполнял».
«Нет! Я постараюсь. Выполнить хотя бы часть».
Охотник достал из-за пазухи медальон с горлицей. Единственная действенная защита. Мягкие прикосновения вилии на плечах возвратили надежду.
Шептал, перекрывая Мрак, нежный голос:
«Я никогда на тебя не обижалась. Прости же сам! Перестань мучиться! Нельзя отрицать себя вечно».
Николас без страха заглянул в лицо Палачу:
– У меня тоже есть кое-что твоё. Может, обменяемся и будем квиты?
Он протянул врагу распахнутый медальон. Фиолетовый луч сорвался с проклятого клинка и обрисовал хрустальный гроб, в котором Норну выставляли, как трофей. Обманутые Жерардом люди подходили к ней и целовали мощи, надеясь получить награду.
Судорожно выдохнув, Палач рванулся к жене.
– Не такие уж мы и разные, – хмыкнул Охотник.
– Тва-а-арь! – зарычав, Микаш выхватил меч и бросился на Николаса.
Собравшись силами, он выставил клинок для защиты. Удар, ещё удар. Скрежет. Посыпались искры.
Получалось только отбивать выпады и увёртываться – на атаки не хватало скорости. Усталость брала своё. Долго этот бой не продлится. Мрак цеплялся за Николаса, утягивал, как в трясину, топил, заставляя захлёбываться гарью.
Палач и вправду хорош, в других обстоятельствах этот поединок стал бы лучшим. Но теперь впереди лишь смерть. Стылый туман Тихого берега щекотал затылок, скрипели уключины утлой лодчонки паромщика.
Или нет? Так, кажется, стонут киты, когда зовут родственника.
– Мы будем жить! Слышишь? Мы ещё поборемся! – отозвался голос из детских воспоминаний. У берегов Авалора фомор так же сражался с косатками и тонул в безнадёжности. – Мы всем покажем, кто тут хозяин!
Затрещал лёд, всплеснулась вода. Холодные солёные брызги окатили с ног до головы. Пронзая Мрак, из Заледенелого моря выпрыгнул огромный белый кашалот. Тени визжали и вспыхивали, соприкасаясь со светящимся телом.
Охотник протянул к нему руки. Стоило коснуться гладкой китовой шкуры, как в стороны разошлись мощные волны. Дети воды и ветра, они сметали Мрак, очищая мир от Полночьгорья до самого Нордхейма.