Глава 3
Я рос довольно закрытым ребенком, несмотря на то, что охотно плавал в общественном социоёме: мне нравились командные игры на физкультуре, я любил принимать участие во всяческих школьных мероприятиях и целыми днями пропадал во дворе. Но никогда и ни перед кем не открывал своего внутреннего мира, считая это место священным и предназначенным лишь для меня одного. Наверно, это был такой способ маскировки, чтобы никто не заподозрил во мне чего-то, не присущего человеческому роду. Я боялся, что родители откажутся от меня, посчитав странным ребенком, бросающим тень недоверия к их социальному месту. Я боялся потерять друзей и сделаться мишенью для насмешек. Меня пугала мысль об изгнании, хотя желание одиночества невыносимо ныло в груди, выманивая из кипучего города на простор сельскохозяйственных полей и узкую полосу леса вдоль реки Кубани.
Короче говоря, я с детства больше жил на небе, чем на земле. В прямом и переносном смысле. Но больше всего манило звездное небо.
Однажды, лежа на крохотном плоту-Земле, дрейфующему посреди Океана Вселенной, вдали от фонарей, окруженный лишь несмело переговаривающейся темнотой летнего поля, я созерцал звездное небо и неожиданно сознанием провалился в его глубину. В тот момент я перестал быть на своей планете. Сила притяжения как будто иссякла, или почва подо мной вдруг провалилась, а я остался висеть в тех же вселенских координатах. Я парил где-то в необъятном, черном, украшенном соцветиями звезд пространстве. И это пространство больше не было двухмерной картинкой романтичного фотографа или астронома. Это был Космос, с его глубинами, расстояниями, с его движением, силой и загадками, недоступными никогда человеческой расе, ибо чтобы добраться до этих тайн уйдет не один срок, предназначенный людской цивилизации...
Тогда я понял ее - Тьму. Я условно так назвал Ее, потому что видел только мрак с россыпью искр. Слово "космос" не подходило, так как обозначало лишь какое-то пространство, скорее Вселенная - это чуть ближе, но тоже не то. Даже свет, излучаемый звездами, электрическими лампами, кострами в глухом лесу - весь он был только ничтожной частью огроменной Тьмы. Кроме Тьмы больше ничего нет, Она - совокупность жизней, обитающих во вселенной, будь то муравей или целая галактика. Она - то, что мы называем природой, но в большем масштабе. Это целая система, громадная машина Жизни.
Спустя какое-то время я задал себе вопрос: неужели эта Жизнь, эта Тьма движется, трансформируется сама по себе? Что, какие силы ведут этот колоссальный механизм? Управляют им, следят за порядком. Многие бы ответили мне, что это Бог. Но что за Бог? Иисус, Будда, Тласольтеотль?.. Если Бог один, то почему у него столько разных имен? Нет, религия не может быть истиной. И эти персонажи не имеют никакого отношения к Богу, кроме того, что их так называют. Невозможно понять всю полноту Бога, находясь в ограниченном восприятии человека. Не эти боги сотворили человека по своему образу и подобию, а наоборот. Мы можем только очеловечить Его в знакомых нам формах, поставить идолы, иконы, мечети и разбивать лбы в молитвах, надеясь, что чудо свалится с небес само по себе, без нашего вмешательства. Я уже имел тогда представление о религиях, как о некоторой национальной идее, как о человеческом вымысле, созданном для осмысления своей жизни, которое накатывалось снежным шаром и превращалось сначала в ниточки для управления государством, а затем в бизнес.
И тогда мне пришло в голову такое слово - "судьба". Конечно, эта движущая сила - Судьба. Но не в классическом диктаторском варианте. Судьба - огромный локомотив, тянущий за собой все остальное. Она движет всеми цепочками жизней, не только органических, но и неорганических, ведь, в сущности, Жизнь не ограничивается только биологической формой. Эти жизни сходятся вместе случайным образом в зависимости от вектора направления и угла, под которым они отскакивают друг от друга при встрече. Такая модель Судьбы напоминает бильярдный стол, где шары - это не только физические субъекты вселенной, но и такие эфемерные, как мысли или желания. Кий в этой картине совершенно нельзя обнаружить, глупо даже допустить его существование, потому как нет ни одной силы, способной толкнуть сам локомотив. Гораздо логичней предположить, что локомотив движется изначально, вернее - всегда, так как нет и не может быть никакого Начала. Старт и финиш - это просто отрезок на закольцованной беговой дорожке.
Разумеется, эти умозаключения тринадцатилетнего подростка могут показаться несерьезными, только спустя много лет Тьма открыла для меня настоящий облик Действительности. Но и этого хватило, чтобы пробить крохотную брешь в яйце традиционного мировоззрения. С тех пор я стал внимательней к окружающему миру и заметил, что он способен общаться: сначала я воспринимал это с помощью знаков, потом научился эти знаки перекодировать в слова. Тьмой я стал называть своего незримого собеседника, сохраняя верность недавнему открытию. (К тому же это загадочное слово было для меня жутко соблазнительным из-за неприязни подавляющего большинства ко всему, что не относится к продукции религиозной попсы.) Тьма стала моим гидом, я словно впервые изучал окружающий мир, получал новые знания и поражался их простотой и доступностью. Вопросы эти носили очень обширный характер: от психологии до астрофизики, - и не все ответы были до конца ясны. Но вопреки ожиданиям я не стал всезнайкой, способным вот так вот запросто выложить всех джокеров истинного порядка вещей. Мой мозг был подобен маленькой флешке, время от времени подключавшейся к огромному харду вселенского знания, и это давало значительные ограничения в хранении информации. В памяти перемешивались данные из всевозможных источников, так что разделить истинные от ложных зачастую было довольно трудно. К тому же огромное количество знаний попросту забывались ввиду невостребованности, точнее - путь к ним терялся в нагромождении миллиарда файлов. Для того чтобы знать все обо всем необходимо было иметь постоянное подключение к Тьме, но поговорить с Ней получалось только в определенных условиях. Зачем в таком случае мне нужна была Тьма? Она была моим единственным другом, общение с Ней я расценивал как развлечение, недоступное остальным.
Случалось и такое, что ответа на какой-то вопрос я не мог понять из-за особенностей своего физического состояния, например, человеку невозможно стать деревом или облаком и оттого некоторая информация, касающаяся этих форм жизни, просто теряет свой смысл. Существовали и другие ограничения. Тьма называла недоступность некоторой информации и вследствие этого возникающие ограничения в возможностях человека "социальной блокировкой". Чтобы получить полное сверхзнание от сверхразума, необходимо было обладать сверхпониманием. Тьма говорила, что каждый человек рождается с какими-то способностями, даром, и что эти способности идут вразрез с политикой общества, что вынуждает его приглушать индивидуальный импульс человека, а то и вовсе резать на корню, оставляя лишь однотипные болванки, способные обеспечить сохранность доминирующей формы социума. Единственный способ снять эту блокировку, говорила Тьма, это родиться заново.
Использовать такую необычную способность в коммерческих целях я не стал - мешали совесть и недостаток опыта. Чем больше я взрослел, тем слабее становилась моя связь с Тьмой. Сначала меня социализировал институт, а затем в моей жизни появилась Вика. Голос Тьмы становился все туманней, и со временем я почти перестал взывать к ней, делая это лишь автоматически в слабой надежде на ответ.
Внезапно я вынырнул из сна и оказался на диване. В наушниках все еще мурлыкала гитара, приятный голос Хелависы пел о королеве, которой, возможно, и не существует на свете. Когда успел пройти дождь - я не заметил, но на окне до сих пор играли блики молний. Была уже ночь. Тишина поглотила город, так что любой шум во дворе казался преступлением, а рев сигнализации - и вовсе святотатством. Какое-то время я бродил по сонной квартире, не зная чем себя занять. В четырех стенах было тесно, и я как-то неожиданно оделся и вышел на улицу. Это произошло так естественно, словно я каждый день гулял под луной. На улице было холодно и сыро, в лицо дул противный ветер с острыми каплями дождя. Казалось бы, какого черта делать в такую погоду, не лучше бы вернуться домой и нормально поспать в теплой постели? Но нечто неуловимое, какой-то зов тянул меня вперед, я не совсем соображал, что делаю и куда иду, происходящее казалось продолжением сна. Ноги вели меня по пустынным улицам сквозь непроглядный мрак - фонари не горели, их выключали часа в три ночи для экономии электроэнергии. Сверкало от далеких молний небо, луна еле пробивалась сквозь завесу туч.