Вика лишала меня своей силы, отказавшись поддерживать мое увлечение музыкой. И особенно тем, что старательно пыталась мне в этом деле помешать. Подозреваю, что и гитару она попросила только затем, чтобы дома у меня не было возможности сочинять песни. И ревность к увлечению тут совершенно не при чем — скорее всего она попросту не получала отдачи от меня в виде мужской покровительственной силы, не успевшей к тому времени проявить себя. Либо не видела этой силы в перспективе. Вика училась на юрфаке и собиралась сделать карьеру в прокуратуре или адвокатуре, и во мне желала видеть практичного карьериста, а не рокера-неудачника. Мы только отнимали друг у друга время, что и послужило причиной разлада.
Такие мысли посетили меня, когда я сидел на каменистом берегу Кубани, обливаясь солнечными лучами, и заворожено смотрел на грязно-бурный бег воды. Это место было сакральным для меня: здесь я отдыхал от городского шума, дышал чистым воздухом, освежал мысли. Было нетрудно поддаться желанию посидеть на берегу в такой чудесный день. У каждого человека должно быть место для уединения, где можно на время сбросить груз забот и переживаний, ведь тащить с собой без продыху жизненную ношу, словно верблюд Заратустры, самоубийственно.
Поначалу все мое нутро скручивало чувство псевдоодиночества, вызванное утратой Вики. Мир казался узким и сконцентрированным лишь на ней одной. Внутри распространялась пустота; я тратил энергию на жалость к своему внутреннему зверьку и уже чувствовал, что у меня не хватит сил даже на то, чтобы встать на ноги. А затем черный волк поднял голову и взял ситуацию в свои когтистые лапы — чувства ослабли, а по телу будто пробежал холодок. Я словно оделся во вторую кожу, противоэмоциональную маску, защищающую от переживаний, — и сила перестала таять. Голова открылась для раздумий, я постарался найти объяснение всей нынешней ситуации и, кажется, добрался до него.
Когда мысли кончились, я, удовлетворенный итогом, ушел во внутреннюю тишину. Мелодия птиц, воды и шуршащего леса организовали мне погружение в медитацию, в которой я пропал на некоторое время. Пришел в себя от шума голосов — радостные граждане спешили на пикник. Солнце перекатилось на верхушки деревьев, будто убегая от молочных облаков, приплывших с востока, и угрожающе обагрилось — значит, ночью будет сильный ветер. Время приближалось к шести, пора было ехать на репетицию.
Отсутствие Алекса при полном наличии остального состава группы меня не удивило. Алекс приходил вовремя только два-три раза за все время существования «Скальда». Впрочем, я и сам часто появлялся лишь на несколько минут раньше него, отчего слыл «вторым по значимости членом команды». Ребята как всегда с нетерпением баловались со своими инструментами, казалось, недавний провал их нисколько не смутил. Возможно, они его даже не заметили, но скорее всего попросту пережили временные творческие трудности и были полны сил покорять новые вершины. В этом они, как ни печально признавать, превзошли меня.
— Ты живой? — спросил Дима, когда я задумчиво разматывал длинный провод микрофона. От неожиданного вопроса тот выскользнул из рук.
— Пока да. А что?
— Я говорю, Вику твою сегодня встретил. А ты — ноль внимания.
— Эмм… И? — недоуменно протянул я.
— Вы что, разошлись с ней?
— С той, художопой? — вмешался в разговор Сергей. Я бросил на него острый взгляд. Сергей смутился, явно ляпнул не подумав, и принялся выдавливать медиатором из гитары грохочущие звуки.
— Разошлись, — недовольно ответил я. Недовольно — не от самого признания, а оттого, что кто-то лезет в мои личные дела. Однако Дима подумал про первое.
— Ты просто сам не свой, отстраненный какой-то, — участливо пояснил Дима. — Я понимаю, не мое дело, но если хочешь чем-то поделиться… Может, тебе помочь как-то… не знаю… Или тебе лучше пойти сейчас домой, как-то переосмыслить, пережить все это… Сам понимаю, не каменный.