— Есть какое-то серьезное основание? — спросил я.
— Да. Я люблю другого.
— Давно?
— Мы встречаемся почти месяц. Я хотела сказать об этом раньше, но не находила момента. Вернее, попросту не успела. Это было так… неожиданно. Просто какой-то ураган! Мы проводили вмести дни напролет, я совершенно про тебя забыла… Прости, неудобно признавать, что все это происходило за твоей спиной. Но ты и сам виноват — мог бы хоть изредка звонить…
— Значит, ты решила окончательно? — перебил я Вику. Кажется, большую часть ее слов я попросту пропустил мимо ушей. О чем она там говорила? В кого-то влюбилась? Что-то было неудобно признавать? Да ради бога! Я устал и мне неинтересны твои переживания. Избавь меня, пожалуйста, от своих интрижек. Давай уже закончим с этим.
А ведь неделю назад у нас был секс. Получается: она и с ним, и со мной… Меня аж брезгливо передернуло внутри — как будто я спал не с ней, а с каким-то волосатым осетином.
Вика кивнула, посмотрела исподлобья. А мысли уже трансформировались и потекли совсем иначе. Уговорить ее не делать этого, сказать, что совершает ошибку? Рассказать о том, как она мне нужна? Вика уже все решила и теперь просто ставила перед фактом. Официальная точка наших отношений. Что ж, по крайней мере, это справедливо. Куда лучше, чем узнавать все самому и понимать, сколько лжи было вылито на тебя в последнее время. Или в один прекрасный момент наткнуться на стену из проигнорированных звонков и SMS, а дальше — думай что хочешь.
Сущность каждого человека поделена на два противопоставленных полушария: кто-то называет их левым и правым, кто-то — ангелом и чертом. Я же, вдохновленный одной индейской легендой, звал своих черным и белым волками. Этот миф рассказывал о борьбе людей со стаей черных волков, в которой племя индейцев углядело свои негативные черты и нарекало «злом», но чем дольше продолжалось противостояние, тем больше и опытней становилась волчья стая. Однако и сами индейцы преображались в борьбе, закаляясь и телом, и духом. Племя желало победы, но война грозилась продолжаться вечно. Тогда старый шаман посоветовал людям прекратить эту борьбу и обратить внимание на белых волков — и черная стая, действительно, была побеждена. Я не разделял мнения индейского шамана и кормил, давал волю обоим волкам. Они грызлись между собой, крепли, и в этом противоборстве закалялся и я. Но предполагал, что однажды тонкая граница между двумя возросшими силами — то есть я — когда-нибудь рухнет под натиском моих волков и тогда начнется последняя, грандиозная битва двух зверей за право именоваться истинным мной.
Два разных мнения, два противоположных волка столкнулись во мне, начав своеобразную битву, и я не знал, как стоит поступить.
— Мы могли бы поговорить об этом и в подъезде, — нарушил я молчание безразличным тоном. На секунду на лице Вики появился виноватый оттенок. — Совсем не обязательно было меня сюда тащить ради одной этой фразы…
— Чуть не забыла! — вдруг воскликнула она. Затем встала, подошла к платяному шкафу и вытащила из-за него гитару в черном демисезонном чехле. — Спасибо, что дал поиграть, но с музыкой у меня все-таки проблемы…
— Я же говорил, что с таким маникюром за гитару можно и не браться, — сказал я, взяв гитару за гриф. Но Вика не отпускала чехла. Ее лицо внезапно изменилось: холодная гримаса приобрела нежные черты, острый как ледяная бритва взгляд стал печальным, но на губах ее возникла едва заметная улыбка. Вика, моя улетающая птичка, протянула ко мне свободную руку, положила на плечо и подалась вперед. Оцепенение спало, когда кончики наших носов уже готовы были встретиться. Я отпрянул от Вики, а к ней вновь вернулось это суровое выражение лица. Вика отпустила гитару.
— Если разрывать, то сразу, — выговорил я, отводя взгляд. — Сжигая мосты и прочее в том же духе.
— Иди, — сухо рубанула Вика. В ее взгляде читалось не столько озлобление, сколько обида — казалось, она ожидала от меня совершенно другой реакции.
Входная дверь — дверь в прошлое — хлопнула за мной, и я остался один на лестничной площадке. Хватка черного волка ослабла, я будто вынырнул из омута. Там, за декоративной металлической дверью, еще слышны были глухой шум спецэффектов из телевизора и голос Вики, отвечающей что-то родителям. Прошлый мир, старый мир, мир с Викой, куда отныне вход для меня закрыт, и понимание этого пробуждало то ли чувство одиночества, то ли свободы.