— Но постойте… — шагнула от стены Альбина. Ей были непонятны и тупость красноухого, и поведение Тихого, который, вместо того чтобы настаивать на своем, бороться за сведения, добытые с таким трудом, стоял и ухмылялся.
— Тише, милая попутчица, — остановил ее Тихий. — Ладно, пошутили — и хватит. Дайте мне телефон, я должен позвонить командующему эвакуационными работами. Или — сразу в Министерство медицины. Отказать в этом вы мне не можете.
Чиновник в военной форме приоткрыл рот, моргнул пару раз и покорно придвинул телефон.
— Да, а как ваша фамилия? — поинтересовался он, наблюдая, как пальцы Тихого набирают номер.
— Моя? — хмыкнул тот. — А это важно?
— А ну-ка…. — Телефонный аппарат поехал обратно. — Может, вам запрещено…
Высказав это предположение, красноухий снова заморгал, сообразив, что перестарался и ляпнул глупость. Не называть свою фамилию было нарушением, но никто не запрещал бесфамильным людям звонить.
«Несчастный человек, — подумал о нем Тихий, — и в то же время счастливый. Хорошо уметь жить, ни о чем не думая…»
— Алло, это Министерство медицины? — прикрывая трубку рукой, спросил он.
Атаку удалось отразить относительно быстро: принесли раствор, выгрузили кирпичи, и вскоре окно было заделано так же прочно, как и до того, как в него начали ломиться неторопливые убийцы. Казалось, все обошлось.
Казалось… Закусив нижнюю губу, Эльвира черкнула что-то в своем блокнотике и повернулась к Рудольфу.
— Если не считать тех, кто сидит в бомбоубежище, — глухо проговорила она, — нас осталось восемьдесят два человека.
— Сколько? — Рудольф не поверил своим ушам.
— Восемьдесят два. Тридцать четыре погибли наверху, затем двое часовых, спящие строители — их тоже было чуть ли не сорок… ну а потом вы сами видели…
В самом деле, он видел — но не мог считать, потому что стрелял. Впервые в жизни стрелял по живым людям, по толпе, молчаливо и жутко рвущейся в пролом. Их было так много, что пули не успевали останавливать всех. Констрикторы шаг за шагом подходили к перегородившим коридор людям, падали, пропускали других душителей вперед, и те дотягивались руками до вооруженных, но беспомощных перед кошмаром нормальных людей… Рудольф сам стоял среди защитников, рисковал, как и они, но лишь теперь смог задуматься над тем, насколько велик был риск. Длившаяся относительно недолго стычка — ружья в конце концов сделали свое дело — изменила его сильнее, чем все предыдущие часы, Рудольф не узнал бы себя, заглянув в зеркало. Исчезли следы аккуратной прически, зачесанные назад волосы теперь неровным клоком сползали на лоб, верхняя пуговица рубашки отлетела, пиджак и галстук куда-то исчезли, а остальная одежда покрылась подозрительного вида брызгами… Он тяжело дышал, а осунувшееся лицо припудрил слой сбитой пулями штукатурки и прочей пыли. Не лучше выглядели и остальные защитники укрепления — грязные, потные, выдохшиеся физически и морально.
— Почти половина… Почти… — неловко прошептали его губы.
Эльвира молча опустила голову. Ей тоже не верилось, что потери так велики, но, оббежав укрепление несколько раз, она смогла насчитать только восемьдесят два человека. Ах да, еще около двух десятков детей и сколько-то матерей в бомбоубежище… Значит, все-таки погибла не половина, скорее треть…
На самом деле реальные потери были еще меньше — как всегда бывает, кое-кто под шумок успел передислоцироваться в место более безопасное. Теперь бомбоубежище было просто забито набравшимися туда людьми. Если двадцати с лишним детям поначалу там было более чем просторно, то сейчас небольшое помещение напоминало переполненный трамвай, где сложно было даже пошевельнуться, не то что упасть от усталости и недостатка воздуха.
— И это только в одном месте… — покачал он головой.
— Нет, — вклинился в разговор какой-то молодой человек, почти подросток. Рудольф узнал в нем смельчака, пригнавшего подъемный кран. — Это уже второе нападение.
— Что? — Рудольфу показалось, что он ослышался.
— До этого пришлось пристрелить еще двоих констрикторов, — пояснил тот. — Оба из наших. Они тоже неплохо «поработали». Я предлагал доложить начальнику, но бородатый запретил, сказал, сами обойдемся.
«Вот так тебе!» — подколол сам себя Рудольф. Он и не ожидал, что это известие будет ему так неприятно. Неужели он ошибся, считая, что необходим здесь?
— Хороший же из меня получится хроникер, — с иронией заметила Эльвира.